Саттар, Гребенников и Закир сели на коней.

Группы тронулись, каждая в свою сторону.

Часа через три солнце спустилось к горизонту. Слева, километрах в десяти, неясно замаячили постройки одинокого кишлака.

– Колхоз имени Буденного, – пояснил Закир. – Хороший будет колхоз. Сейчас к нему воду ведут от канала.

Солнце скрылось за край земли. Небо сделалось багряным, потом тускло-серым.

Всадники понукали коней.

Наконец сиреневые громады гор вплотную надвинулись на степь. Дорога начала сужаться и повернула к ущелью, откуда тянуло холодным воздухом.

– Уртак помкомвзвода! – обратился к Саттару Закир. – Разрешите, я поеду передним. Тут трудная дорога. Очень трудная.

Всадники вытянулись гуськом. Каменистая ступенчатая тропа, прижимаясь к левой стене ущелья, повела на подъем.

– Овринг, – сказал, обернувшись, Закир.

Да, это был овринг – карниз, вырубленный руками человека вдоль отвесных скал. Местами он был выложен камнем, местами – бревнами, кое-где – хворостом. По зыбкому, непрочному настилу лошади двигались медленно. Чем выше поднималась тропа, тем осторожнее делался их шаг.

Слева высились скалы, справа, по дну ущелья, несся, грохоча и пенясь на камнях, бурный горный поток.

Почти у самого перевала, откуда тропа должна была пойти на снижение, на остром, как кинжал, скалистом пике всадники увидели крупного архара. Он стоял, не шевелясь, точно каменное изваяние, высоко подняв голову, увенчанную массивными рогами.

Карниз становился все уже и уже, и разминуться со встречным всадником здесь не было никакой возможности. Хворостяной настил колыхался под ногами коней. Казалось, что в любую минуту он может рухнуть и увлечь за собой в пропасть людей и животных.

Лошади, похрапывая, жались потными боками к каменной стене.

Когда в небе показались первые звезды, ущелье раздвинулось, горный поток исчез, и тропа незаметно перешла в каменистую дорогу. Она круто повела вниз, в неширокую долину.

Всадники придержали коней. Перед ними, как на рисунке, лежал кишлак. Среди темной зелени садов желтели глиняные домики. Один из них, как и писала Анзират, заметно выделялся. Он стоял посреди сравнительно большой усадьбы, окруженный высокими тополями, напоминавшими своей пирамидальной формой кипарисы.

Да, ничего не скажешь: Наруз Ахмед знал, куда упрятать свою жертву! Здесь Анзират ограждена от любопытных взоров и отрезана от всего мира.

Саттар тронул коня и начал спуск в долину.

Сумерки быстро сгущались. Наплывала звездная прохладная ночь. В кишлаке стояла тишина, и единственная улица его была безлюдна.

У ворот большой усадьбы всадники остановились. Ворота и дувал были настолько высоки, что даже с коня не удавалось заглянуть во двор.

Саттар постучал сапогом в ворота. Залаяла собака. Спустя некоторое время послышался голос:

– Кто там?

– Свои! – ответил Саттар. – Бойцы кавдивизиона.

– Сейчас, сейчас… Возьму ключи…

– Ого! – многозначительно заметил Гребенников. – Ворота на запоре.

– Таким «своим» они как раз и не особенно рады, – усмехнулся Закир. – Какие мы им «свои»?..

Пришлось прождать несколько минут, прежде чем загремели ключи и ворота раскрылись.

Гостей встретил взъерошенный и перепуганный «хозяин» усадьбы, садовник Наруза Ахмеда. Приложив руку к сердцу, он рассыпался в приветствиях.

Гости поздоровались, и Саттар спросил:

– Хозяин?

– Да, хозяин.

– Остановимся у тебя на несколько дней.

Садовник угодливо поклонился и предложил Халилову поставить лошадей в конюшню.

– Не стоит, – отклонил предложение Саттар. – Ночью лучше на воздухе, а утром видно будет. Располагайтесь вон там, – и он показал бойцам на угол дувала, где виднелось что-то вроде коновязи. – Коней не бросать, – тихо предупредил Саттар товарищей. – Дежурьте по очереди.