Один, попадись ему на дороге, прибьёт безмятежно, словно муху, искренне не понимая, что кому-то ещё, кроме него, может быть больно. Ребёнок с чудовищным могуществом опытного мага, играющий заклятиями, словно Перлюрен веточками. Второй даже слишком взрослый для своего возраста. Этот, если ему помешаешь, взвесит тебя, словно опытный меняла подозрительную монету. Вычислит все убытки и выгоды, а потом бесстрастно разотрёт в порошок любого, у кого хватит глупости вызвать его недовольство.

«Любимый братец и несчастливый влюблённый, молчаливый и тоскующий… Но как Айлин этого не видит?! Она же смотрит на грандсиньора Дарру без тени кокетства, сочувствия или неловкости…»

В коридоре Лучано устроился на низкой скамеечке между двух больших кадок с лимонными деревьями, ухоженными и пышными. Спустил Перлюрена с рук, и енот мгновенно исчез в густой блестящей листве, а Лучано откинулся на стенку и вытянул ноги, на которые положил футляр Ласточки.

Из палаты слышались приглушённые голоса, и вполне можно было подслушать, о чём Айлин говорит с благородными синьорами, но Лучано так устал от постоянной необходимости быть настороже, что позволил себе расслабиться. И очень быстро об этом пожалел. Айлин что-то воскликнула резко, тревожно. Лучано встрепенулся, но голоса мигом стали тише.

Он уже хотел подобраться к двери, как та распахнулась, и юные синьоры вышли из палаты. Саймон имел вид сконфуженный и виноватый, а Дарра излучал холодное неодобрение так явственно, что Лучано сам едва не устыдился непонятно чего. Великий талант! Грандсиньора Дарру ждёт блестящая карьера, где бы он ни решил применить свои способности управления людьми.

Он ожидал, что юные маги уйдут, но те остановились в дюжине шагов от Лучано возле открытого окна, выходящего в сад. Саймон понурил голову, а Дарра принялся тихо и монотонно отчитывать его за что-то. Лучано попытался превратиться в слух, но тут с другой стороны коридора застучали каблуки, и показалась такая восхитительная дама, что он окинул её восторженным взглядом.

Пожалуй, именно так, только лет на пятнадцать моложе, Лучано представлял себе саму Айлин до того, как впервые её увидел, по одному лишь описанию Беатрис. Лицо дамы трудно было назвать красивым – во всяком случае, по дорвенантским меркам, – но оно было столь изысканным, тонким и умным, что мгновенно западало в душу. И это не говоря уже о глазах, голубых, как Льяметта в полдень, и роскошных тяжёлых косах цвета чистейшего золота!

«Мастер Ларци пришёл бы в восторг, – подумал Лучано. – Мастер Лоренцо тоже… Да что там, будь я сам на десяток лет старше! Так выглядела бы рапира из лучшей стали, если бы кто-то вздумал дать ей человеческий облик».

Единственным, что никак не портило впечатление, но, напротив, усиливало эффект от её вида, было то, что дама носила глубокий траур. Глухое чёрное платье без единой оборки или ленточки, туго заплетённые и ничем не украшенные волосы, руки в чёрных перчатках… Дама прошла мимо скамьи, равнодушно глянув на Лучано, и скрылась за дверью палаты Айлин.

«Неужели матушка?»

Сладко замирая от любопытства, Лучано посмотрел на синьоров, увлечённых беседой, встал и шагнул к двери, делая вид, что манит к себе Перлюрена.

– Айлин, милая! – воскликнула гостья с такой бесконечной нежностью и облегчением, что Лучано уверился в своём предположении.

– Тётушка Элоиза! – воскликнула Айлин, и Лучано замер, поражённый.

Тётушка? Тётушка?! Нет, следовало признать, о тётушках он знает… ровно столько же, сколько и о матерях, если быть честным. Но готов был поклясться, что таким тоном может говорить только мать, причём искренне любящая!