«Отлично, – подумал О’Доннелл, – пусть будет так, как ты сам этого хочешь». Вслух он сказал:

– Потому что это заведет нас в тупик. – В голосе О’Доннелла зазвучали стальные нотки. Обычно в разговорах с патологоанатомом главный хирург проявлял к нему должное уважение, учитывая разницу в годах. Но на этот раз надо было употребить власть. Хотя О’Доннелл как главный хирург не являлся непосредственным начальником Пирсона и не имел права вмешиваться в его работу, он мог указать на недостатки патологической анатомии, касавшиеся отделений хирургического профиля.

– Я указал на неверный диагноз, только и всего. – Пирсон говорил напористо и агрессивно. – Вы хотите, чтобы мы молчали о таких вещах?

– Вы же прекрасно меня понимаете, – отрезал О’Доннелл, не скрывая на этот раз ледяного холода в голосе. Он видел, что Пирсон колеблется, понимая, что зашел слишком далеко.

– Я не хотел ссоры и склоки, – ворчливо признал он. – Не думал, что до этого дойдет.

Кент О’Доннелл невольно улыбнулся. Нелегко было заставить Джо Пирсона извиниться. Должно быть, старику было очень трудно произнести эти слова. Главный хирург заговорил более мягко:

– Думаю, что есть лучшие способы делать это, Джо. Если вы не возражаете, то давайте договоримся так: вы будете зачитывать результаты вскрытия, а я буду вести обсуждение. Думаю, что тогда мы сможем работать без гнева и пристрастий.

– Я не понимаю, почему мое замечание вызвало у кого-то гнев, – проворчал Пирсон, но О’Доннелл чувствовал, что старик сдается.

– Как бы то ни было, Джо, я хочу, чтобы мы проводили конференции так, как я считаю нужным.

«Не хочется наступать ему на горло, – подумал О’Доннелл, – но настало время определиться».

Пирсон пожал плечами:

– Как вам будет угодно.

– Спасибо, Джо. – О’Доннелл понял, что выиграл; это оказалось легче, чем он предполагал. Может быть, стоит тогда затронуть и другой вопрос? – Джо, – сказал он, – уж коли мы здесь, давайте поговорим еще об одной вещи.

– У меня очень много работы. Это может подождать?

Слушая Пирсона, О’Доннелл хорошо понимал, что у него на уме. Патологоанатом давал понять, что, уступив в одном, не собирается сдаваться по всем направлениям и хочет сохранить независимость.

– Думаю, что это дело не может ждать. Речь идет о патологоанатомических заключениях для хирургических отделений.

– Вас не устраивают заключения? – Реакция старика была агрессивно-оборонительной.

О’Доннелл продолжил:

– Мне жалуются врачи. Некоторые заключения поступают из отделения патологической анатомии с большой задержкой.

– Это, конечно, Руфус. – Джо Пирсон не скрывал горечи. В его словах явственно слышался подтекст: еще один хирург создает проблемы.

О’Доннелл твердо решил не поддаваться на провокацию.

– Не только Билл Руфус. Жалуются и другие хирурги. Вы же знаете об этом, Джо.

На какое-то время Пирсон замолчал, и О’Доннелл вдруг ощутил приступ жалости к старику. Годы идут неумолимо. Сейчас Пирсону шестьдесят шесть. Активной жизни ему осталось от силы пять или шесть лет. Некоторые смиряются с этой переменой и уступают место более молодым коллегам. Пирсон был не таков и не скрывал своей обиды и недовольства. О’Доннелл не вполне понимал, что стояло за ними. Может быть, старик болезненно ощущал, что не успевает за новшествами современной медицины? В этом он не первый и не последний. Но при всей неуживчивости Джо Пирсона у него были неоспоримые заслуги. Именно поэтому О’Доннелл действовал осмотрительно и осторожно.

– Да, я знаю. – В тоне патологоанатома прозвучало смирение.

Значит, он признал сам факт. «Как это характерно для него», – подумал О’Доннелл. Пирсон понравился ему в самом начале его пребывания в клинике Трех Графств, понравился своей прямотой, которую О’Доннелл часто использовал для повышения уровня медицинских стандартов.