– На нашей кафедре, да будет вам известно, ничего «для галочки» не делается, – строго сказал Адаев. – У нас все по делу, все всерьез.

– Вы меня не так поняли, Владимир Леонидович, – смутился Саша. – Я имел в виду, что сам я не хочу делать что-то формально, а хочу заниматься тем, что мне интересно…

– Без году неделя на кафедре, а уже пришли требовать темы на выбор! – прокомментировал Адаев, сдвинув брови на переносице.

Саша почувствовал себя так, словно на него внезапно вылили ведро холодной воды.

– Извините, – пролепетал он, вставая со стула. – Я ничего… До свидания.

Идти до двери было долго потому что кабинет профессора Адаева был большим, да еще и вытянутым в длину (бывшая восьмикоечная палата). На середине своего скорбного пути Саша услышал за спиной громкий хохот. Не поверив своим ушам, он обернулся и увидел, что профессор смеется и призывно машет ему рукой – возвращайся, продолжим разговор.

– Ну что, ловко я вас разыграл? – отсмеявшись спросил профессор.

– Да, – улыбнулся Саша. – Ловко… Неожиданно.

– Темы надо выбирать! – Адаев легонько пристукнул кулаком по своему столу, на котором царили порядок и симметрия. – Заниматься нужно тем, что интересно, иначе толку не будет. Вы вообще в курсе того, что делается на кафедре?

– В курсе, – скромно ответил Саша, прочитавший все кафедральные публикации за последние пять лет, а также ознакомившийся с планом научной работы. – Если можно, я хотел бы принять участие в клиническом исследовании пазевина.

Исследованием нового гипотензивного препарата пазевин руководила доцент Карманова, с которой у Саши сложились более-менее сносные отношения и он, наивный, думал, что так будет всегда. С Кармановой, вроде как, можно было работать, а пазевин, не только снижавший давление, но и уменьшавший гипертрофию миокарда, казался Саше интересным и перспективным препаратом.

Адаев поморщился, будто съел что-то кислое.

– Чем вас привлек пазевин? – спросил он. – Заурядный препарат, да и исследование уже близится к концу. Только вгрызетесь в тему по-настоящему, а все уже завершилось. К тому же… хм… Скажите, Александр Михайлович, я могу быть уверенным в том, что все сказанное останется между нами?

– Да, разумеется, Владимир Леонидович, – заверил Саша.

– Хорошо. Тогда я буду называть вещи своими именами. Инна Юрьевна никому из своих ассистентов настоящей самостоятельности не дает. Вы будете еще одним мальчиком на побегушках. Получил указание – исполнил – получил новое… У Кармановой нельзя научиться самостоятельному научному поиску и самостоятельному ведению проектов. А вы ведь уже не мальчик… То есть – не студент. Вы ординатор, врач, взрослый человек. И как я вижу – умный человек. Не смущайтесь, это не комплимент, а чистая правда, по глазам видно. Мне кажется, что вам лучше работать с тем, кто предоставит вам свободу действий. Не полную, разумеется, а относительную, но все же – свободу. Образно говоря, вы получите свою поляну и будете делать на ней то, что считаете нужным. Если справитесь, то в следующий раз поляна будет больше. Таким образом, к завершению ординатуры вы станете полноценным научным работником. Кандидатскую напишете так же легко, как и недельный отчет…

Еженедельные отчеты давались Саше с огромным трудом. Доцент Карманова требовала, чтобы отчеты были содержательными и отражали прогресс в развитии. Если просто написать, что вел пациентов с такими-то диагнозами, присутствовал на совместных обходах и прослушал такие-то лекции, то отчет возвращался обратно перечеркнутым крест-накрест. Не халтурьте, господин Пряников! Наполните свой отчете содержанием и отразите в нем свой прогресс!