– Там половина шарлатанов.

– А вторая половина – нет! Нужно будет, найдем. Не хотела тебе говорить, но замуж-то за Лешку ты как вышла, знаешь?

– Как вышла? По «залету», ты же сама научила!

– Это ладно. Подпоила я твоего Алексея раз, когда он в гостях был. Вот тебе и вся свадьба.

– Мама!!!

– Чем ты недовольна? Ну, помогли ему маленько в собственной жизни разобраться, грех-то в чем? Вы же почти тридцать лет прожили! Сына нажили, в конце концов.

– Мама!!! Ну что ты городишь? Сын-то при чем? Ты же все знаешь!

– Я знаю, ты знаешь, а Лешке знать не положено. Делай, что я говорю, и глаза ему закроешь ты, а не другая. И в глубокой старости.

Звонок телефона помешал Татьяне ответить матери. Она не знала, как ей реагировать на ее рассказ. С одной стороны, ей грех жаловаться, Лешка муж не из плохих. И живут они не хуже других. Почему же тогда появилось это гаденькое чувство, что она в чем-то перед ним виновата?

– Слушаю вас. Да, я жена. Татьяна Григорьевна Зотова. Что вы сказали? В какой больнице? Да, я поняла. Я приеду. Да, да. Сейчас же!

– Таня, что?!

– Машина Лешки взорвалась. Он в больнице. В реанимации. Я могу и не успеть… – Татьяна, оттолкнув мать, кинулась в спальню. Одеваясь, она вдруг вспомнила слова матери: «И глаза ему закроешь ты…» И ей стало страшно.

Глава 15

Роговцев, как всегда, забыл взять с собой в ванную мобильный телефон, и теперь тот трезвонил на столе в кабинете. «Ничего, перезвонят», – подумал он лениво, стоя под струей горячей воды. Резко переключив кран на холодную, он даже не вздрогнул: контрастный душ был для него делом привычным. «Сейчас пообедаю и возьмусь за статью. Потом позвоню Зотову. Потом – Беркутову. А вечером придет Лилька[5] с мужем», – «прокрутил» он мысленно расписание на день. По дочери Роговцев скучал отчаянно, хотя она жила в пяти минутах ходьбы от отчего дома. Он и ревновал ее к мужу отчаянно, порой ловя себя на мысли, что, похоже, это признак старческого маразма. Надежда, видя его метания, только посмеивалась. Муж дочери ей нравился, парой, с ее точки зрения, они были великолепной, но самое главное: в глазах Лильки плескалось счастье. Только вот детей эта пара не хотела. Вроде бы только пока. Роговцев их поддерживал, советовал не торопиться. И ругал себя за эти советы, потому что в душе надеялся, что самым маленьким ребенком в семье на подольше останется его дочь. Представить Лильку матерью он не мог, хоть убей. Но, видимо, скоро придется, есть у него такие подозрения…

Теперь зазвонил городской. Роговцев, наскоро замотавшись в полотенце, сунул ноги в сланцы. Самая близкая трубка базировалась на кухне.

– Слушаю, – выдохнул он.

– Приехать сможешь? – голос Беркутова звучал как-то обреченно.

– Случилось что?

– На Зотова покушение. Машину взорвали. Только что.

– Жив?!

– В реанимации. Приедешь? В первую городскую.

– Через полчаса буду.

Роговцев посмотрел на свою руку, сжимавшую трубку. Костяшки пальцев побелели, а сама рука мелко подрагивала. «Дурдом! Он же на свидание собирался. Эта Арина что, террористка, что ли?» – кроме этого, как он понимал, абсурдного, объяснения, в голову ничего не приходило.

На стоянке в больничном дворе он увидел машину следственного комитета. Сам Беркутов ждал его в холле. Он сидел на жестком клеенчатом диване и листал забытый кем-то журнал.

– Присаживайся, – сделал он традиционно гостеприимный жест.

– К нему не пускают?

– Нет. Жена приехала, под дверью реанимации дежурит.

– Надо бы подняться к ней.

– Потом. Слушай. Я адрес этой дамочки, Галаниной, не успел пробить пока, видишь, как все быстро раскручивается.