– Собственно, я не могу рассказывать о своих обязанностях, – ответила художница, слегка оправившись от неприятного волнения. Алешина действовала слишком напористо и откровенно, не скрывая своей осведомленности и не смущаясь тем, что разговор слушали посторонние.

– Разумеется… – Алешина вновь наигранно улыбнулась. – Я понимаю. Жаль, когда интересные предметы уходят за пониженную цену. Но… Лотов слишком много, это во-первых. Такой аукцион всегда сам играет против себя. А во-вторых…

Голубые глаза редко бывают загадочными, но взгляд Алешиной был именно таким – словно подернутым водянистой дымкой, мешающей рассмотреть их истинное выражение. И все же этот взгляд был искреннее, чем показная открытая улыбка.

– Во-вторых, на месте владелицы я бы не держалась так крепко за цену. Что дадут – за то и спасибо.

– Почему это? – Александра почувствовала себя уязвленной. – Я ознакомилась с частью коллекции. Там есть уникальные вещи!

– Ну, если вы тоже эксперт в области пластиков… – Алешина протянула слово «тоже», явно наслаждаясь своим превосходством. – Вы должны были заметить, что многие из этих вещей – отличные подделки.

Среди присутствующих послышались едкие замечания и сдержанные смешки. Александра невольно взглянула на Елизавету Бойко. Та не улыбалась, ее бледное лицо было серьезным, взгляд настороженным и острым.

Александра сделала глубокий вдох.

– Я так полагаю, – сказала она, изображая любезную улыбку, – началось то, о чем меня предупреждали. А ведь торги еще не объявлены. Знаете, для подделок такое внимание чрезмерно… Так мне кажется.

Она повернулась и отошла в сторону. За нею немедленно последовала Бойко. Казалось, она решила ни на миг не покидать Александру. Художнице вовсе не нравился такой эскорт, но отвязаться от Бойко было невозможно. Та славилась хваткой клеща.

– Алешина рвет и мечет, – с язвительной заговорщицкой интонацией сообщила ей на ухо Бойко. – Она рассчитывает сорвать большой куш, а ты будешь ставить ей палки в колеса. Будь с ней осторожна!

– Она опасна?

Александра спросила без всякой иронии. Она могла вспомнить совершенно чудовищные истории, кровавые драмы, которые разыгрывались вокруг коллекций. «Да вот хотя бы взять смерть Исхакова! – думала она, ожидая ответа. – Тут же рядом – еще один труп, напавшего на него Федотова. А сколько их было до этого в истории этих четок, кто знает? И сколько, возможно, будет…»

– Опасна? – проговорила наконец Бойко. Казалось, она тщательно обдумала свой ответ. – Ну что ты. Не больше, чем мы все.

Александра заметила Ольгу – та одиноко стояла в дальнем углу зала, снятого под аукцион. Рядом с ней никого не было. Казалось, вокруг молодой женщины был очерчен невидимый круг, границ которого никто не смел или не хотел переступить.

– Извини, – бросила она Бойко и направилась к Ольге. На счастье, перекупщица не последовала за ней.

Ольга страшно волновалась – на нее было тяжело смотреть. Она побледнела, на лбу выступили крошечные бусинки пота. Ольга то и дело облизывала пересыхающие губы, сжимала и разжимала руки так крепко, что косточки пальцев белели. Александра протянула ей руку, Ольга вложила ледяные дрогнувшие пальцы ей в ладонь.

– Не надо так переживать, – дружески сказала художница, стараясь скрыть собственное волнение.

Здесь, в стороне от всех собравшихся на аукцион, она остро чувствовала, как одинока владелица огромной коллекции, как беззащитна Ольга против хищников, скрывавших акульи зубы за милыми улыбками.

– Ничего не могу с собой поделать, – ответила та почти виновато. – Ночь не спала. Я их всех боюсь почему-то. И дядя уехал…