Аяри ушла. А Уталак подошел к окну и позволил воспоминаниям себя унести…

Когда Дитрих только вылупился из яйца, он уже разительно отличался от прочих драконят. Потому как был не беспомощным малышом, но дракончиком возраста полутора лет. Он уже умел ходить, невероятно быстро научился говорить и требовал молока! Ланире срочно пришлось перестраивать свой организм под его потребности. Но тем удивительнее было то, что уже через год он сам отказался от груди. Обычные драконята первые три года сидят на материнском молоке – но Дитрих стал упрямиться уже на одиннадцатом месяце. В конце концов, он, несмотря на все увещевания и уговоры, однажды просто стал давиться молоком, и всем не оставалось ничего, кроме как уступить и перевести его на общий рацион.

Всего через неделю случилось то, из-за чего у всего Сиреневого клана едва не произошел нервный срыв. Драконенка застали разглядывающим портрет Гиордома Таинственного. Дитрих сообщил всем, что этот дракон ему очень нравится и он хочет с ним познакомиться. Когда же Уталак мягко попытался объяснить сыну, что он улетел по важным делам на солнце, Дитрих удивленно посмотрел на папу:

– Как же так? Я его видел здесь, в нашем доме! Просто он каждый раз спешил куда-то, а я внимания не обращал. И каждый раз он скрывался в комнате. Идемте, я покажу, он наверняка там.

И, к великому удивлению всего семейства, Дитрих проводил их на шестой этаж, в покои, где, действительно, Гиордом и Кайтири останавливались, когда приезжали погостить в Сиреневый клан. И когда Дитрих удивленно водил мордочкой по совершенно пустой комнате, Уталак и Мефамио смотрели на него с каменными лицами… а Ланире, Аяри, Олесия и Лиала снаружи давились слезами.

– Да куда он отсюда делся? – в конце концов удивленно воскликнул дракончик. – Ну он же вот тут сидел, на этом стуле. С маленькой синей шкатулкой в руках, которую он иногда нюхал.

После этих слов сестрам Дитриха впервые в жизни понадобились успокоительные средства. Ибо если все вышесказанное и можно с грехом пополам отнести к детским фантазиям, то шкатулку с нюхательным табаком Гиордома выдумать было невозможно. К счастью, самого Дитриха тогда удалось отвлечь чем-то другим.

Еще же через две недели Уталак нашел своего сына в подвале. Он деловито висел на ручке двери, за которой стояли чащи с Цветами, и методично искал способ ее открыть. В этот момент папа Уталак почувствовал не только то, что волосы встали дыбом, но и то, что они начали стремительно седеть.

– Сынок, – ласково, изо всех сил сохраняя спокойный голос, спросил Уталак, – а что это ты делаешь?

– Мне очень нужно за эту дверь, – деловито откликнулся драконенок, даже не посмотрев на отца, – меня там ждут. Это очень важно. Открой, пожалуйста, эту дверь, папочка.

Впервые за очень долгое время Уталак не нашелся, что ответить. В итоге он сотворил в воздухе сиреневую руну, которые, молнией пролетев по комнате, оказались возле мордочки дракончика и залетели ему в ноздри. И уже через пару секунд дракончик стал сладко зевать, а еще через пять упал прямо в руки папы Уталака. И тот, держа в руках свое дитя, в этот момент понял: новую жизнь ему подарили Цвета. И однажды они потребуют за это свою плату.

Дитрих с удовольствием бывал на острове с драконятами – но уже сейчас он летал туда неохотно, словно ему было с ними скучно. И это притом, что дракончики с огромным удовольствием проводят детство в компании друг друга. Нет, его сын – не обычный дракон. Он другой, он иной, он обречен чувствовать сильнее, чем любой другой дракон.