Он наклонил совок над мусорным ведром, и мука с тихим шелестом высыпалась на пустые картонные пакеты и банки.

– Надеюсь, Элли не очень расстроилась, – сказал Джад Крэндалл. Уже не в первый раз Луис подумал, что старик обладает поистине исключительной – и, честно сказать, малоприятной – способностью легко касаться самых больных мест.

Сегодня вечером к ним вышла Норма, так что они сидели на крыльце Крэндаллов втроем и пили холодный чай вместо пива. На шоссе номер 15 было много машин. Люди возвращались домой после выходных. Луис подумал, что сейчас, в конце лета, каждые погожие выходные могли стать последними. Завтра ему предстоял первый по-настоящему рабочий день в поликлинике при Мэнском университете. Студенты уже прибывали – и вчера, и сегодня, – расселялись по съемным квартирам в Ороно или по комнатам в общежитии в кампусе, застилали постели, возобновляли знакомства и, несомненно, ворчали насчет еды в университетской столовой и первой пары, начинавшейся в восемь утра. Весь день Рэйчел держалась холодно, хотя «холодно» – это еще мягко сказано, и Луис знал, что когда вернется домой от Крэндаллов, она уже ляжет спать, и скорее всего Гейдж будет спать вместе с ней, и они оба будут лежать на самом краешке кровати, рискуя свалиться. Его собственная половина кровати вырастет до двух третей и станет похожа на большую стерильную пустыню.

– Я говорю, что надеюсь…

– Прошу прощения, – сказал Луис. – Что-то я замечтался. Элли немного расстроилась, да. А как вы догадались?

– Так мы сколько детишек повидали. – Джад улыбнулся жене и бережно взял ее за руку. – Да, дорогая?

– Повидали немало, – кивнула Норма Крэндалл. – Мы любим детей.

– Бывает, что кладбище домашних животных – это их первая встреча со смертью, лицом к лицу, – продолжал Джад. – Да, они видят смерть по телевизору, но знают, что это всего лишь игра, как в старых вестернах, что раньше крутили у нас в кинотеатре субботними вечерами. В вестернах и в телевизоре люди просто хватаются за живот или за грудь и падают наземь. А это кладбище на холме – настоящее. Оно реальнее, чем все телефильмы и кинокартины, вместе взятые.

Луис кивнул и подумал: Расскажи это моей жене.

– На каких-то детишек это и вовсе не действует, во всяком случае, так, чтобы сразу было заметно, хотя, наверное, многие… как бы это сказать… прячут свои впечатления в карман и разглядывают их потом, вместе с остальными сокровищами, которые собирают и тащат домой. В основном они воспринимают все это нормально. Но есть и такие… Норма, помнишь того мальца, Холлоуэя?

Норма кивнула. Лед тихонько позвякивал в стакане, который она держала в руке. Ее очки висели у нее на груди, цепочка блеснула в свете фар проехавшей машины.

– Ему снились такие кошмары, – сказала она. – Мертвецы, выходящие из могил, и даже не знаю, что еще. А потом у него умерла собака. Кажется, съела отравленную приманку, да, Джад?

– Да, отравленную приманку, – кивнул Джад. – Ну, так говорили в городе. Это было в двадцать пятом. Билли Холлоуэю было тогда лет, наверное, десять. Он потом стал сенатором от штата. Выдвигал свою кандидатуру в палату представителей, но не прошел. Это было как раз перед самым началом войны в Корее.

– Они с друзьями устроили настоящие похороны для собаки, – вспоминала Норма. – Это была самая обыкновенная дворняжка, но он ее очень любил. Помню, его родители были против похорон… из-за тех самых кошмаров. Но все прошло хорошо. Двое старших ребят смастерили гроб, да, Джад?

Джад кивнул и допил остатки холодного чая.