…Дома Никиту атаковали дочки Надя и Вера, они трясли у него под носом свои дневники с тройками и пятерками и наперебой жаловались на плохих учителей. Жена Наташа крикнула из кухни:

– Ники, ужин разогревать?

– Разогревай, я только душ сначала приму…

Под прохладными струями он почувствовал, как уходит усталость, вместе с водой медленно всасываясь в отверстие. «Надо прочистить сток и кусок обоев в кухне подклеить. И что-то еще… Забыл», – рассеянно подумал он.

Наскоро вытершись, он набросился на молочную сосиску. Жена молча наблюдала за ним, а он знал, что за чаем она поинтересуется, как прошел день, и ему придется говорить что-то обтекаемое, потому что разговоры об убийствах, по словам супруги, разрушали и без того хрупкую ауру семьи. Тем не менее Наталья всегда внимательно выслушивала его рассказы. И он понимал природу этого интереса. Смерть, как всякая отталкивающая, неприемлемая живому организму субстанция, имела и обратную, притягательную силу. Потому люди и страдают тайным болезненным интересом к убийствам и необычайным смертям… Если он не сильно уставал, то старался придавать этим историям занимательную форму, иногда привирал, в конце концов, подробности были не так важны, как сам рассказ, в котором преступник всегда оказывался за решеткой. Увы, зачастую было наоборот, и далеко не все заказные убийства заканчивались судом и наказанием.

Но он не успел рассказать про цементную голову – раздался телефонный звонок. Они переглянулись: в это время могли звонить подруги дочерей, а потом подолгу болтать о девичьих тайнах.

– Папа, это тебя! – сказала младшая дочка, заглянув на кухню.

Никита чертыхнулся, взял трубку. Звонил дежурный, сообщил, что нашли еще один цементный бюст.

– А так как вы занимаетесь схожим делом, мы решили вас известить. Явно тянет на серию.

– Хорошо. Где это? Пусть за мной заедут…

– Ты куда? – спросила Наталья.

– Ловить удачу.

Он медленно положил трубку, жена вспыхнула:

– Ну, сколько это может продолжаться? Не мог отказаться? Кто это звонил? Дежурный? Ты посмотри на себя! Ты стал таким же зеленым, как твои мертвецы! Ты скоро отправишься вслед за своим предшественником…

Никита промолчал. Жена имела в виду Валеру Сергеева, который в тридцать пять умер не от пули – от внезапного инсульта и портрет которого уже два года как стоит в отделе… Наталья была права, и по-женски, и вообще по жизни. Он жил в жестоком извращенном мире, в котором правили бал убийцы и неотмщенные мертвецы. И те, и другие иногда приходили к нему во снах. Савушкин был сыщиком «убойного отдела», правда, он не терпел этого обиходного названия. Убийцы убивали, оставляя им напоказ зачастую страшно изуродованные трупы. А сами исчезали в ирреальном небытии. Огромный город-монстр, гигант, проглатывал преступников бесследно: прыгни на ленту эскалатора – и ты уже далеко в черной трубе метро.

Многие не выдерживали напряжения, нервотрепок, полного отсутствия выходных, и – уходили: в другие отделы, да куда угодно. Оставались ненормальные. Они сами себя так называли, потому что терпеливо жили этой жизнью и не могли уже и не хотели ее менять, и пахали за 15 тысяч «деревянных» без надежды где-нибудь подработать. Рвачей высчитывали сразу – и выгоняли одним пинком…

На этот раз «бюст» обнаружили на окраине Измайловского парка. Они долго кружили по аллеям, пока не разглядели за деревьями неподвижный свет автомобильных фар. Никита вышел первым, за ним – неразлучные Игорь и Сергей.

– Майор Савушкин с Петровки, – назвал он себя выскочившему из темноты лейтенанту и сунул ему руку.