Французский? Нет, не только. По-французски был написан лишь первый абзац. Затем следовали немецкий и английский. Последний абзац был написан, судя по всему, на латыни. Полина владела французским и английским, средневековую латынь они изучали на первом и втором курсах. Разумеется, она уже все забыла, но со словарем перевести сумеет.
Что же это такое? От листочка веяло старинной тайной.
– Поля, ты что, еще не спишь? – раздался из-за двери обеспокоенный голос мамы. – Ты что, плохо себя чувствуешь? Заперлась… Поля?
– Извини, мам. Это я так, случайно, – поднимаясь со стула, поспешила успокоить ее Полина. – Книжку с работы интересную принесла, вот и зачиталась.
– Поль, тебе же завтра на работу, не выспишься, – попеняла ей мама. – Ложись уже, завтра дочитаешь.
Пришлось подчиниться. Мама все равно не отстанет. Переодевшись в ночную рубашку, Полина аккуратно сложила в конверт листочек, конверт положила в книгу, на цыпочках, неслышно ступая по ковру, подошла к книжному шкафу и засунула книгу на самый верх. Мама хоть и ослепла, но, тем не менее, проявляла удивительные бдительность, ловкость и смекалку в деле присмотра за Полиной.
Может, потому Полина до сих пор и не замужем? Лучше бы мама, чем за ней следить, училась самостоятельно ходить по городу, в магазины и аптеки. И не потому, что Полине это сложно, а потому, что, изображая из себя беспомощную жертву обстоятельств, она все крепче и крепче привязывала к себе дочь, сужая не только свой мир, но и мир Полины до четырех стен их скромной двухкомнатной квартиры. Полина всхлипнула в подушку от жалости к себе, но испугавшись, что мама услышит, подавила в себе и слезы и жалость. Даже этого она себе не могла позволить! Начав жалеть Полину, мама бы в конце концов плавно перешла на жалость к себе, и Полине пришлось бы до утра уверять маму, что она ей не в тягость, что она ее очень любит, никогда не бросит, что они всегда будут вместе, и прочее в том же духе. А потом мама счастливая пойдет спать, а Полина с больной головой на работу. Лучше уж и не начинать.
– Ну вы подумайте, какие книги редкие! Дорогущие, наверное, – рассуждала за послеобеденным чаем в библиотеке Инна Яковлевна. – Даже удивительно, что они не в букинистический отнесли, а нам подарили. Могли бы неплохие деньги выручить.
– А может, им эти копейки не нужны, – пожала плечами Антонина Ивановна. – Видели, на какой они машине приехали? – Полина согласно кивнула. Дарители приезжали на новеньком белом внедорожнике «Мерседес». – Для таких людей хлопот от этого предприятия больше, чем выгоды.
– Ну, не знаю, – с сомнением проговорила Инна Яковлевна. – К тому же у нас их и читать-то некому. Кому нужны книги на французском или немецком?
– Ну почему же. Сейчас многие языки знают и свободно читают в подлиннике, – заметила Полина.
– Да, но к нам такие читатели не заглядывают, – густо намазывая «свердловскую» булочку маслом, заметила Инна Яковлевна. Ни она, ни Антонина Ивановна за фигурой не следили. Им обеим было уже за пятьдесят, обе были замужем, имели взрослых детей, а Антонина Ивановна так и внуков. Полина тоже за диетой не следила. Не потому, что не боялась потолстеть, а потому, что уже махнула на себя рукой. Кому есть дело до ее фигуры? Никому.
Хотя сегодня утром, когда она спускалась в лифте, произошло что-то странное.
На четвертом этаже в лифт вошел сосед. Полина его знала, он с семьей уже года четыре как въехал в их дом. Соседу было около сорока, он был подтянут и довольно хорош собой, жена у него тоже была женщина ухоженная и, можно сказать, красивая. До сих пор он никогда с Полиной не здоровался, обращая на нее внимания не больше, чем на пустое место. Но сегодня, войдя в лифт, уставился так, словно увидел впервые, даже поздоровался, и пока ехали до первого этажа, глаз с Полины не спускал.