На веранде была полная тень. Она осталась там отдохнуть. Сердце ее было полно чувством удовлетворенной любви.

Дом, в котором они жили, был расположен па откосе горы. Ее рассеянный взгляд едва замечал красоту голубого моря, гавань, переполненную огромным количеством судов. Она могла думать только о нем, о любовнике. Как отвратительно то, что они оба не свободные люди. Его жена ей нс нравилась. На минуту ее блуждающая мысль остановилась на Доротти Таунсэнд.

Ей по крайней мере тридцать восемь лет. Чарли никогда о ней не говорит. Конечно, он ее не любит, она надоела ему до смерти, но Чарли настоящий джентльмен.

Китти улыбнулась ласково-иронической улыбкой: так на него похоже, милый дурачок, он может изменять жене, но никогда не позволит себе произнести хоть одно слово осуждения на ее счет. Она довольно высокого роста, выше Китти, не толстая и не худая, с густыми светло-каштановыми волосами; хорошенькой она никогда, наверно, не была, только свежесть первой молодости могла раньше делать ее привлекательной. Китти улыбнулась и слегка пожала плечами. Конечно, никто не будет отрицать, что у Доротти Таунсэнд очень приятный голос. Она удивительно хорошая мать, что Чарли всегда признавал, но Китти она не нравилась. Не нравилось ее холодное обращение. Безукоризненная вежливость, с которой она принимала гостей, приглашенных к обеду или к чаю, раздражала, так как вы чувствовали, что в сущности не представляете для нее никакого интереса. На свете ее ничто не интересовало, как казалось Китти, кроме ее детей: два мальчика учились в школе в Англии; младшего же мальчика, лет шести, она собиралась отвезти туда на будущий год. Она точно носила всегда на лице маску. Она улыбалась и приятным, любезным голосом говорила то, что как-раз надо было в этот момент сказать, и, несмотря на ее обходительное обращение, чувствовалось, что она очень от вас далека. У нее было небольшое количество близких друзей в колонии, и те были очень высокого мнения о ней.

Когда Китти, после свадьбы, приехала в Чинг-Иен, ей трудно было примириться с фактом, что ее социальное положение в обществе зависит от служебного положения ее мужа. Конечно, в течение первых месяцев после ее приезда, все были очень с нею любезны, и они почти каждый вечер были куда-нибудь приглашены. Когда они обедали с губернаторском доме, губернатор сам вел ее к столу, в качестве новобрачной; но она скоро поняла, что, как жена бактериолога, она занимала самое незначительное положение в обществе. Это было ей неприятно.

– Это очень глупо, – сказала она мужу, – ведь почти ни один из них не стоит того, чтобы на него обратили внимание дома в Англии, хоть в течение пяти минут. Мать моя и не подумала бы пригласить ни одного из них к нам на обед.

– Не огорчайся этим, – отвечал он, – это, в сущности, пустяки.

– Конечно, пустяки, это только показывает, как они глупы, но смешно, когда вспомнишь, какого сорта гости бывали у нас в доме.

– С социальной точки зрения, человек науки не существует, – улыбнулся он.

Теперь она это знала, но, когда она выходила замуж, ей это было неизвестно.

– Признаюсь, мне не очень приятно, чтобы меня вел к столу какой-нибудь агент пароходного общества, – и она смущенно улыбнулась.

Может быть, он почувствовал упрек в ее словах, несмотря на шутливый тон, которым они были сказаны, так как взял ее руку и смущенно пожал ее.

– Мне очень жаль, милая Китти, но не огорчайся.

– Ах, я и думать об этом не стану.

Это не мог быть Вальтер сегодня утром. Вероятно, кто-нибудь из слуг, да, впрочем, не все ли равно?