Слышу, что ванная освободилась и иду в душ. А потом на кухню. Наверное, впервые чувствую настоящий голод. Лимон сидит за столом и пьет кофе. Я замираю в дверях, не знаю, то ли пройти дальше, то ли уйти и не мешать.
- Подойди, - снова не оборачиваясь в мою сторону.
Делаю несколько шагов и останавливаюсь на расстоянии вытянутой руки. Лимон поднимает на меня глаза.
- Хочу прояснить ситуацию, - начинает говорить, прикуривая сигарету. - Не нужно путать сессию с реальностью. Тебе вчера нужна была помощь, я помог. Не придумывай ничего. И не жди.
- Значит... Это больше не повторится?
Спросила раньше, чем подумала. Вот же дура. Получается, меня беспокоит, что он больше не прикоснется ко мне? Да, я люблю секс. И мне понравилось вчера то, что он делал, но как я могла такое ляпнуть. Смущаюсь и отвожу глаза. Лимон же усмехается.
- А ты хочешь повторить?
Что ответить? Да или нет? Чего я хочу на самом деле? Повторить хочу, но хочу ли, чтобы это был просто секс, без чувств? Просто сессия, как он говорит. Точно нет. И пусть я наивная дура, мечтающая о прекрасном чувстве... Поэтому молчу, ничего не отвечаю.
- Пчёлка, я не слышу?
- Я... Я не знаю...
- Ну что ж, я тоже, - он выпускает в потолок струйку дыма, а я останавливаю свой взгляд на его губах. И мне до жути захотелось к ним прикоснуться, я даже облизала резко пересохшие губы. - Повторяю, не строй иллюзий, - то ли он заметил, куда я смотрю, то ли понял мои мысли. Но голос стал властным, грубым, не терпящим неповиновения. - Майя, я больше повторять не буду. Я не принц, спасающий прекрасных девушек. Не герой. Не романтик. И если в твоей голове на эмоциях в связи с последними событиями что-то такое есть, то выкинь это. Хочешь знать, повторится ли сегодняшняя ночь? Хочу ли я тебя трахнуть? Скажу прямо. Хочу. Но это далеко не романтические чувства. Мне нравится доминировать. Мне нравится, как ты подчиняешься. Поэтому, да, я не откажусь тебя трахнуть. Но это будет только физиология, ничего больше.
По щекам текут слёзы. Больно, обидно. Он прошёлся тяжёлыми ботинками по росткам, что стали пробиваться где-то в душе.
- А если я не захочу?
- Я не принуждаю к сексу. Нет так нет. У меня нет с этим проблем, - он сминает остатки сигареты в тяжёлой стеклянной пепельнице.
- Не сомневаюсь, - бормочу себе под нос. Но, кажется, он услышал, так как его губ коснулась кривая усмешка.
- Буду к девяти, приготовь чего-нибудь вкусного.
Потом он покидает квартиру.
На улице пасмурно, а от сильного ветра клёны, что ещё пару дней назад украшали двор яркой краской своих листьев, стоят почти голые. Теплых вещей у меня нет, поэтому выйти и прогуляться я не могу. А как сказать об этом Лимону, не знаю. После только что состоявшегося разговора говорить с ним вообще не хочется. И снова возникает вопрос. Зачем я здесь? Что это за извращённая забота? Если ему всё равно, то зачем меня здесь держать? А если не все равно, то зачем быть таким грубым?
Или я сама, как Белль, начинаю страдать Стокгольмским синдромом и пытаюсь оправдать его поступок, найти в нём что-то хорошее?
К вечеру начинается дождь. Понимаю, что у меня не только куртки, но и обуви теплой нет. А впереди зима. Пытаюсь вспомнить, сколько денег у меня на счету. Хватит ли одеть себя? Понимаю, что если куплю теплые вещи, а это не только обувь и верхняя одежда, то останусь почти без денег. А так нельзя. Я с семнадцати лет себя обеспечиваю и сидеть на чьей-то шее не могу. А значит, нужно искать работу.
Пока готовлю ужин, накручиваю себя, так что, когда приходит Лимон, сразу завожу разговор, стоит ему сесть за стол.