Ага, порадовались мы поддержке, нечем поживиться, да? Вот вам! Не будете нос задирать.

– Ну, что ж, – ставит точку старшина, – тогда начнем-с, пожалуй. Докладываю порядок ваших действий, товарищи бойцы: по одному проходим сюда…сюда и сюда. – Широким жестом показывает маршрут нашего будущего продвижения по запутанным банным просторам. – Вот здесь оставляете все свои тр-ряпки, – брезгливо морщится. – Если кому-то нужно будет что-то из своих вещей отправить домой, – тут же сам себя перебивает, – пожалуй, отправлять тут я вижу и нечего. И хорошо! Так, дальше. Го-олые-с! – поднимает палец вверх, – голые, идете к Мамедову и его команде, – делает выразительную паузу. Мы между собой удивленно переглядываемся «за каким… это, к какому-то Мамедову?» Старшина, ухмыляясь, довольный эффектом, успокаивает, – они вам сделают соответствующие стандартные прически… на голове! Потом идете к санинструкторам – там совсем просто. Потом в моечное отделение, на помывку-с. А уж потом одеваться… И домой, спать.

– Обратно?

– Мы?

– Домой?!

– Все?

– Ага, щас. Ишь, вы какие шустрые, а! Все! – Радостно хохочет старшина, переглядываясь со своими помощниками. Те тоже очень радостные, прямо покатываются, за животы хватаясь. – Через три-и года домой поедете… Через три! – хохочет старшина. – Запомнили? Не раньше! – мгновенно стерев с лица радостную мину, серьёзно добавляет. – А кто и позже. Здесь, кто – как, сынки. – Многозначительно добавляет. – Армия.

– Как это?

– А так это! – старшина ярко и артистично изобразил вытянутыми губами и ртом вульгарные чвякающие и сосущие звуки. – Как у быка «титьку» сосут, знаете? – спрашивает, победно оглядывая зрительскую аудиторию. – Так вот. Понятно?

– Уууу!

– То-то. – Удовлетворенно подводит черту старшина. – А спать поедем домой, в полк значит. Понятно? Там теперь ваш дом.

– Угу-у!

– Не угу, а так точно. – Старшина сурово оглядывает угукающую гвардию, щурит один глаз, с оптимизмом заявляет, себе видимо. – Но ничего, это отработаем. Время – море: вагон и малая тележка. Три года! Научимся. От зубов отскакивать будет. Кор-роче, – старшина начальственно привстаёт на цыпочки, – на все про все один час. Во-пр-росы? – и, ни секундой позже, сам себе отвечает: – Нет в ар-рмии вопр-росов. Значит, впер-ред, товарищи вновь прибывшие.

Из всей пламенной и яркой речи старшины мне очень понравились только три вещи: мыться, одеваться и спать. Еще бы про что-нибудь пожрать сказал – вообще была бы лафа!

Армейская же форма манила… притягивала, словно магнит. Я так долго в тайне ждал этого радостного момента, я столько раз в своих мечтах примерял военную форму, столько раз представлял себя в солдатской военной форме, обязательно с медалями, в фуражке набекрень, как на том плакате в военкомате. Идешь по школе такой стройный, подтянутый, независимый. На учителей не смотришь… Дома… в клубе… все девчонки – падают. Здо-орово!

Вон, как хорошо форма сидит на солдатах… Такие все ладные, аккуратные, грудь колесом. И я скоро таким буду – надо только быстренько-быстренько пройти этих «мамедовых», да каких-то «санитарков, звать тамарков», и помыться, погреться в смысле.

– Ну, не толкайся, ты чё? Торопишься, как голый к девке в кровать! – охлаждает мой пыл Серый, и заинтересованно спрашивает, – ты в какую баню пойдешь? – и видя, что я не понимаю его, отвечает. – Я, например, только в женскую. – Поясняет: – Никогда не был в женской бане. Надо же посмотреть, как у них там всё устроено… – и добавляет мечтательно: – Может, кто и остался там. Да, ты? – И, выпучив глаза, весело ржет, как застоявшийся жеребец. – Й-и-и-а-а-а! Бабу хочу-у!