Моральный облик и некоторые физические внешние изменения лиц будущих воинов, произошедшие на данный момент, мы уже представляем. Они не на высоте. Но это у кого хочешь так будет… если часто быть на уровне пола!.. И они, если хотите знать, еще не в армии, они в ее преддверии. А это, извините, далеко не одно и то же. Как разница между рублём и червонцем… Может и больше!.. К этому дорисуем внешние отличительные черты призывника, те, которые сейчас довольно красочно и эпатажно, дополняют его лицо.

Вся приличная одежда, которую в дорогу – там ещё, дома! – с любовью приготовила мама и бабушка, будущими солдатами – призывниками – была категорически отвергнута: «Нет, нет и нет. И это… и это, – тыча пальцем в выстиранную и отглаженную одежду, заявили отроки. – Ни за что не надену! С чего это я буду красоваться?! Дурак, что ли!» Вот тебе раз!.. К ужасу женской половины семейного общества категорически отказались. А мужская половина – отцы – где ни попадя в это время бубнили сынам, с пафосной, конечно, интонацией, серию бесплатных наимудрейших отцовских патриотических лозунгов… Которые отроки, конечно же, слушали, но не слышали… Потому что были мысленно заняты ревизией гардероба – и своего и семейного.

В результате серии ожесточенных и продолжительных внутрисемейных боев – кое-где даже с успешным применением мужской – отцовской! – физической силы – видимый компромисс, в той или иной степени все же вроде был как-то достигнут. Отец – почти у всех так – бессильно махнув рукой на этого обалдуя, в сердцах привычно отыгрался на жене:

– Во-от, во-от!.. Видишь теперь, какого придурка ты воспитала? А я ведь тебе говори-ил. Говори-ил! Защи-итничек!..

Да пусть говорит, – кто его слышит!..

Еще раньше, до этого вокзала мы, призывники, прошли все положенные нам военкомовские кабинеты и комиссии. Да-да, и ту, где почему-то самая молодая, и почему-то самая красивая, с длинными ресницами, во-от такими огромными тёмно-вишнёвыми глазищами врачиха – я, например, точно её всю рассмотрел – на вид лет шестнадцати-семнадцати – самое то, деваха! – опустив глазки в свои тетрадки, строгим голосом неожиданно говорит тебе:

«Снимите трусы…»

Представляете, не кепку или майку, а…

А мы там, призывники, чтоб вы знали, в одних трусах по кабинетам рассекали. Только в трусах. Говорит это врачиха совсем неожиданно, беспардонно, или как там правильно сказать, нагло, в общем, прямо при всех присутствующих в кабинете, «сними трусы»…

– Ниже, ни-иже опусти, – даже сердится девушка, врачиха, то есть. – Совсе-ем! – Смотрит на тебя ни капли не краснея! – Оголите головку.

Ну, бля, вообще офонарела! Оголите головку, говорит, залупить, значит. Ё, мое! Как кувалдой по башке! Я, например, никак такого не ожидал. Не просто выстрел, а дуплетом… Ух, ты ж… Деваться некуда, оголяю…

– До конца-а, я сказала, оголите! – настаивает врачиха.

Представляете картинку, да? Голый васер!

От стыда и смущения я чуть не сгорел там на фиг. Ну, серьезно! Картинка – закачаешься. Стоит молодой долб… – я, то есть! – совсем без трусов, и при всем честном народе целит своим враз колом вставшим членом в глаза молоденькой девушке. Ёшкин кот!.. Все присутствующие в кабинете, криво ухмыляясь разглядывают его, тебя, а главное, ждут её реакцию. Классно, да? У тебя уже уши, считай, от стыда догорают, а она – молоденькая девчонка, хоть бы хны, спокойно так, равнодушно, как неподточенный карандаш рассматривает тебя и твой член. Полный атас!

И это не всё!

– Повернитесь спиной. – Громко приказывает. – Ноги шире. Ши-ире, я говорю, – продолжает пытать инквизиторша. – Наклонитесь вперёд. Ниже… Ещё ниже. – Она теперь разглядывает мой зад!! Кошмар! Стыдуха!.. – Та-ак, одевайтесь. – Небрежно бросает молоденькая врачиха, и что-то в листочках помечает. Фф-у, кажись отпытала. Спасибо, что хоть палец в зад не сунула. Но эта девчонка… эээ, то есть врачиха, опять неожиданно вдруг спрашивает, строго и требовательно, как завуч: