… В аэропорту они зарегистрировались, прошли осмотр и, очутившись в самолёте, снова молчали.

Самолёт приземлился через два часа в южном городе.

От него автотрассы, как лучи расходились в направлении небольших курортных городов и посёлков.

Мирослава и Элен снова взяли такси и добрались на нём до Агатового берега.

Бархатный сезон был в самом разгаре. Обилие фруктов, пиршество цветов. Тёплое море и ласковое солнце, которое не жгло, а нежило.

Безмолвные кипарисы и тихо шелестящие пирамидальные тополя. Величественные пинии и мексиканские сосны с поникающей хвоей. Каскады клематисов.

Суровые скалы. Шум моря. Завораживающее благоухание роз, волнующий запах персиков и полный долгого томительного соблазна, разлитый в воздухе тончайшими оттенками вкуса божественный аромат винограда.

– Хорошо-то как! – Мирослава вдохнула в себя струю воздуха пропитанную всем этим великолепием.

– Мы сейчас поедем в гостиницу к Томашевской? – прозвучал голос Элен.

– Нет, конечно, нет, – ответила Мирослава. – Сначала мы снимем номера в гостинице.

Волгина посмотрела на Элен, – вы из своего номера выходить пока не будете. А я разыщу Ирину и понаблюдаю за ней. Выясню более точно, где она проживает, и тогда мы к ней зайдём.

– Я согласна, – произнесла Элен тихим голосом.

… Они сняли два номера в «Менестреле».

Гостиница находилась недалеко от моря и была довольно уютной. Всех входящих в холл встречал трубадур – искусно сделанная механическая кукла, стилизованная под Средневековье.

Свои рекламно-развлекательные обязанности трубадур выполнял не хуже настоящего. Даже те, кто проживал в других гостиницах, прознав про трубадура, заходили в «Менестрель» и… забредали в бар, или оставались на обед, на ужин в его кафе с овальными столиками и отменной кухней.

Правда обилием яств и громкой музыкой кафе поражало посетителей только вечером, а днём здесь было тихо и по-домашнему уютно.

Но Мирослава и Элен решили перекусить в одном из уличных кафе, которых было множество на набережной под разноцветными зонтиками.

Элен надела огромную пляжную шляпу с широкими полями и гирляндой цветов, которая полностью скрывала её лицо.

– Вам пора вернуться, – сказала Мирослава, после того, как они провели в кафе чуть больше получаса.

– Да, вы правы, – Элен поднялась, взяла свою сумочку и отправилась в гостиницу.

А Мирослава решила немного погулять в одиночестве…

Она побродила по набережной, любуясь фигурной стрижкой деревьев и кустарников. Создавалось впечатление, что над их кронами поработали не ножницы садовника, а резец скульптора.

Веерообразные пальмы, устремлённые к небу, казалось, смахивали своими ажурными опахалами со светлого лика дня малейшие штрихи набегающих облаков.

Ничто не должно омрачать лазурной выси.

И стройные кипарисы олицетворяли под взором ясного дня вовсе не печаль, а всего лишь задумчивость лёгкую и поэтичную, как элегия.

Мирослава по каменным ступеням спустилась к морю.

С тихим шёпотом приветливые волны набегали на берег.

Шуршал встревоженный ракушечник. В отдаленье над волнами кружили чайки.

Глядя на морскую стихию, спокойно плещущуюся в своей неоглядной чаше, трудно было представить её в гневе, когда взбешённые исполинские волны, брызгая пеной, обрушивают свой гнев на ни в чём неповинные скалы, срывают с места огромные валуны и уносят их в море, чтобы в новом приступе очередной ярости выбросить их где-нибудь далеко отсюда на пустынный берег.

Мирослава подошла к живописному нагромождению камней. Некоторые из них поросли густым и мягким мхом, значит, море довольно долго щадило их покой.