– Ни за что! – вспыхнула Леда. – Мы всегда сами улаживали семейные проблемы. Зачем посвящать посторонних в наши личные дела?
У нее на лбу было написано: «Если жених банально сбежал, о моем позоре не должна узнать ни одна душа!»
– Почему бы вам не съездить в Санкт-Петербург? – спросила Астра. – Не поговорить со служащими офиса? Человек не иголка. И он не растворяется в воздухе. Кому-то Влад мог обмолвиться, куда собирается на отдых…
– Это исключено! – перебила ее Куприянова и достала из сумочки конверт с деньгами. – Берите. У вас будут расходы. Вы же не откажетесь помочь мне? Вот две любительские фотографии Влада. Вдруг пригодятся?
Астра вспомнила свои собственные перипетии с женихом. Как женщина женщину, она понимала Леду. Ее заинтересовало странное поведение господина Неверова.
– Он поехал поездом?
– На машине, – обрадовалась Леда. – У него джип «Хонда». Значит, вы согласны?
Глава 4
Водитель рейсового автобуса, следовавшего в сторону Холма, боролся с дремотой.
У него недавно родился ребенок, и о спокойном сне пришлось забыть. Изнурительные ночи сказывались на его самочувствии: голова гудела, глаза слипались, челюсти сводила непрерывная зевота. Включенное радио и мятные леденцы помогали мало. Он крепко держал руль и старался сосредоточиться на дороге.
Вдоль шоссе потянулся смешанный лес – молодые березки, осины, черные на их фоне ели. На этом участке дороги водители старались не останавливаться. Место пользовалось худой славой. Говорят, когда-то, столетия три назад, погибла на болотах молодая монашенка. Она-де сбежала из монастыря, которых в округе было несколько, и не сумела перейти топь, утонула. С тех пор ее неприкаянная душа не знает покоя, бродит, ищет того, по чьей вине прервалась юная жизнь, чтобы жестоко покарать злодея. Она появляется на обочине, голосует, садится в автомобиль, и этот автомобиль бесследно исчезает. Естественно, вместе с водителем. Автобусы с пассажирами, правда, пока не пропадали, но среди шоферской братии прочно укоренилось правило: проезжать проклятое место как можно скорее.
Стояло раннее утро. Над кромкой леса небо порозовело. Понизу стелился туман, видимость оставляла желать лучшего, а водитель автобуса клевал носом. Встряхивая головой, он пытался взбодриться… И едва не проехал остановку у деревни Шубинка.
– Эй! – закричали в салоне горластые бабы. – Очумел, что ли? Зенки-то протри!
Злой нынче народ пошел, никакого уважения к шоферу. «Вот возьму и не открою двери, – оскорбившись, подумал он. – Будете знать, как нужно разговаривать с человеком!»
Выругался, но двери все же открыл. Трое пассажирок вышли, сердито оглядываясь, и зашагали к повороту в деревню. Вместо них вошли старик и девушка. Сонный водитель, провожая взглядом сварливых баб, не сразу обратил внимание на новеньких.
Старик с седыми космами и жидкой бороденкой смахивал на попа-расстригу: длиннополый плащ, подпоясанный толстой веревкой, сапоги, на плече рюкзак. А девица… заставила шофера проснуться. Одетая во все черное – свитер, безрукавка, брюки, плотно повязанный на лоб платок, – она сидела, смиренно опустив глаза и сложив на коленях руки. Чисто монашка!
«Неужто та самая? – вспыхнуло в голове. – Не может быть! Монашки в брюках не ходят. Грех это!»
Дремота куда-то делась. Шофер не столько вел автобус, сколько наблюдал в зеркало заднего вида за «монашкой». Поп-расстрига прислонился головой к стеклу и закрыл глаза. Они с девушкой ни словом не перемолвились.
«Вместе они путешествуют или порознь? – гадал водитель. – Сели в Шубинке. А где выйдут?»