– Так и есть, – ответил Симеон. – Так и есть. И все же я хотел бы оставить Астеру мир более надежный.

– Изменить ход истории ради одного-единственного мальчика?

– Я бы попытался. Если бы мог – клянусь, я бы так и сделал. Мир, где не все лежит на его плечах. Где его собственные подданные не замышляют его убить.

Симеон выглядел ослабшим. Кожа посерела, как старая рубашка, которую слишком много раз отдавали в стирку. Король рассеянно провел рукой по волосам. Его отражение в волнах фонтана казалось смутным бледным пятном.

– Прости, – вновь заговорил он. – Насчет Иссандриана и Мааса ты был прав. Я думал, что сумею сохранить мир.

– Ты его сохранил. Ты ошибся лишь в том, что надеялся сделать это без казней.

– А теперь…

– Астерилхолд, – закончил вместо него Доусон.

Слово повисло в воздухе. Ради него Доусона сюда и позвали.

Симеон не отвечал. Вода журчала и плескалась по-прежнему. Молчание становилось тягостным, задумчивая пауза норовила перерасти в упрек. Доусон взглянул на короля, готовый оправдываться или просить прощения…

Из горла вырвался лишь тревожный возглас. Глаза Симеона, широко распахнутые, невидяще глядели в пустоту, рот обмяк. В воздухе повеяло запахом мочи, по коленям короля расползалось желтое пятно, все походило на кошмарный сон.

Вдруг Симеон кашлянул, встряхнул головой, глянул вниз.

– Ох! – выдохнул он. – Доусон! Ты здесь. Сколько продолжалось на этот раз?

– Несколько мгновений, – ответил Доусон дрогнувшим голосом. – Что это было?

Симеон, поднявшись, оглядел пятно на сорочке. По ногам текло.

– Приступ, – ответил он. – Всего-навсего небольшой приступ. Я надеялся, что сегодня их больше не будет. Позови слугу.

Доусон пробежал по коридору и кликнул прислужника. Тот пришел со свежей сорочкой; в глазах ни ужаса, ни удивления. Доусон со слугой, отвернувшись, подождали, пока король переоденется. Вновь оставшись наедине с королем, Доусон присел на край фонтана. Все было как прежде, однако Доусон смотрел на все другими глазами, видя Симеона будто впервые. Мелочи, которых он раньше не замечал, теперь бросались в глаза и вызывали ужас. То, что он принимал за королевское бремя власти, оказалось явлением более крупным и зловещим. Симеон, взглянув на него, понимающе улыбнулся:

– У моего отца перед смертью было так же. В иные дни я чувствую себя почти здоровым. В прочие дни… ум расслаблен. Отец умер более молодым, я уже на три года его пережил. Многие ли могут таким похвастаться?

Доусон из-за комка в горле не сумел ответить сразу, да и потом получился лишь хриплый шепот:

– Сколько это длится?

– Два года, – ответил Симеон. – По большей части удавалось скрыть. Однако дело ухудшается. Раньше между приступами проходили недели, а то и месяцы. Теперь лишь часы.

– А ведуны что говорят?

Симеон хмыкнул – на фоне смешливого перезвона воды звук вышел ниже и мягче.

– Что все люди смертны. Даже короли. – Симеон вздохнул и склонился вперед, сцепив пальцы и уперев локти в колени. – Есть какой-то цветок, якобы он может помочь. Сколько ни глотаю этот чай, не замечаю разницы. Может, без него было бы еще хуже.

– Должно же что-то найтись. Мы можем за кем-нибудь послать…

Старый друг не ответил. Не было нужды. Доусон, устыдившись, и сам увидел бессилие собственных слов. Смерти не миновать – она всегда была и будет. Грудь давило лишь от неожиданности известия.

– Зря мы с Элеорой так долго откладывали рождение Астера, – сказал король. – Хорошо бы посмотреть на него, когда вырастет. Когда сам станет отцом. Помню, как родился Барриат. Все шутили, что он тебя съел. Никто не знал, где ты и что делаешь, в привычных местах тебя невозможно было найти. Я даже обижался. Чувствовал себя брошенным.