Погибнут солдаты, сгорят дома, кого-то изнасилуют, кто-то разорится – никому нет дела: переживать очередную напасть здесь не впервой, и каждый уверен, что ему-то уж точно беда не грозит. Весь настрой города как он есть.

На заросшем травой пустыре Маркус увидел побитый театральный фургон: борт с одной стороны убран, прохожим видна неглубокая сцена с занавесом из грязновато-желтых лент. Немногочисленные зеваки – иные с любопытством, другие с недоверием – смотрели, как из-за лент выступил старик с высокой копной волос и торчащей вперед бородой.

– Остановитесь! – воззвал старик низким звучным голосом. – Подойдите ближе! Услышьте сказание об Алерене Убийце и драконьем мече! Кому недостает храбрости, пусть идет прочь, ибо наш рассказ – о великих деяниях и славных подвигах! Любовь, вражда, предательство и возмездие сойдут на эти ветхие подмостки, и предупреждаю… – Голос актера понизился чуть ли не до шепота, однако Маркус отчетливо слышал каждое слово. – Предупреждаю: не все добро вознаграждается, не все зло получает по заслугам. Подходите ближе, друзья! Наша пьеса – как жизнь: в ней может случиться что угодно!

– А он мастер, – пробормотал Ярдем, и Маркус вдруг понял, что незаметно для себя остановился послушать.

– Точно.

– Поглядим немного?

Маркус не ответил, лишь подступил ближе к сцене вместе с толпой. Пьеса оказалась простенькой – древнее пророчество, силы тьмы из преисподней и великий герой с реликвией драконьей империи. Прекрасная дева могла быть и помоложе, а герою стоило бы говорить погромче, однако реплики звучали убедительно, труппа играла слаженно. Маркус выделил в толпе длинноволосую женщину и худощавого юнца, которые смеялись в нужных местах и шикали на слишком буйных зрителей, – свободные от роли актеры тоже работали на общее дело. И каждый раз, когда на подмостки выходил старик, Маркус не мог оторваться от зрелища.

Старик играл Оркуса, повелителя демонов, играл с подлинным чувством – Маркус даже временами забывал, что перед ним актер. А когда Алерен Убийца взмахнул драконьим мечом и из груди Оркуса хлынула кровь, Маркус едва удержался, чтобы не выхватить клинок.

В конце, несмотря на предупреждения, добро торжествовало, а зло было наказано. Актеры кланялись публике и принимали аплодисменты, неожиданно громкие для Маркуса: он не заметил, что толпа за это время успела удвоиться. Даже Ярдем хлопал огромными, с тарелку величиной, ладонями и от души улыбался. Достав серебряную монету из кошеля под рубахой, Маркус бросил ее на сцену, и через миг раскланивающийся Оркус уже стоял под звонким дождем монет и благодарил зрителей за доброту и щедрость с таким жаром, что Маркус, уже повернувшись идти, поймал себя на мысли, что впрямь считает людей щедрыми и добрыми.

Осеннее солнце клонилось к горизонту, заливая бледный город золотым сиянием; окружавшая сцену толпа мало-помалу рассасывалась. Присев на каменную скамью под пожелтелым дубом, Маркус не спускал глаз с актеров, собирающих фургон: те с улыбками отгоняли прочь стайку окруживших их первокровных мальчишек. Маркус откинулся назад и взглянул из-под ветвей на темнеющее небо.

– Вы что-то надумали, – заметил Ярдем.

– В самом деле?

– Точно.

Простенькой пьесе не нужна большая труппа. Алерен Убийца со спутником. Прекрасная дева. Оркус, повелитель демонов. Актер, изображавший то крестьянина, то демона, то рыцаря – одной переменой шляп. Всего пятеро для целой пьесы. И двое заводил в толпе…

Семеро…

– Да, – кивнул Маркус. – Так и есть.

***

Семеро актеров сидели за большим круглым столом и запивали пивом сыр и колбасы, выставленные за счет немилосердно тающих средств Маркуса. Тощего паренька, заводилу из толпы, звали Микель, длинноволосую женщину – Кэри, героя играл Сандр, прекрасную деву – Опал, спутника героя – Шершень, актер на все роли звался Смитт. Среди них сидел Ярдем, лучась мягкой улыбкой, как добродушная псина в окружении щенков.