Я думаю, именно в этот момент Клер впервые серьезно подумала о том, чтобы избавиться от «Классик» и ступить на новую стезю. По иронии судьбы, случившееся тогда помогло ей в этом. Она несколько недель стенала и стонала из-за этого вынужденного союза с Чипси и андерграундом, но сомнений не было: шум вокруг «Венецианского пурпура» ускорил приход к ней широкого признания. Крупнейшие газеты и журналы обхаживали ее, выпрашивая статьи; кинофакультет Нью-Йоркского университета пригласил ее прочесть курс лекций.

– Я чувствовала, что это приближается, – пожаловалась она мне как-то ночью, отложив ненадолго в сторону статью, которую ей заказал «Харпер». – Наконец-то прорыв свершился, и мне достается кое-какое внимание, хотя я заслуживаю раз в десять большего, черт их побери. К тому же кто-нибудь непременно скажет: «И всем этим она обязана члену Чипси Голденстоуна».

Чипси пригласил гостей в отцовский особняк (подделку под ренессансную виллу), расположившийся на огромной территории в несколько сотен акров у Тихоокеанского Палисада. Это был один из первых особняков, построенных в районе. Обычно он был надежно огорожен каменной стеной и железными воротами средневековых пропорций, а возможно, еще и охранялся голодными собаками. Но в тот день он стоял, открытый для мира. Мы (Клер, Шарки и я) собирались прийти пораньше, но, прибыв туда субботним утром, обнаружили массу народа. «Несколько intime друзей» Чипси оказались обычным сборищем для обычного кутежа. У собравшихся был такой вид, будто они начали гулять днем, а то и двумя раньше. В доме и на территории было по меньшей мере три музыкальных ансамбля, на любой вкус – джаз, рок или румба. Машины, запаркованные как попало, утрамбовали лужайку чуть ли не до состояния асфальта. Дорожка, ведущая к передней двери, могла соперничать со стадионом во время Кубка розы[103].

Когда вы попадали внутрь, то возникало ощущение, что почти все движимое имущество выставлено на продажу. Продавцы в соломенных шляпах пастельного цвета весело двигались в толпе, предлагая всю обстановку Голдштейна-старшего, лелеемые им сувениры, подарки. От этой сцены так и веяло не только сыновней местью, но и духом наживы. У всех дверей Чипси расставил обнаженных по пояс культуристов для получения выручки за проданные и выносимые вещи. Разминая мускулы и позируя друг перед другом, они выглядели скорее гомосексуально, чем устрашающе.

– Наше везенье кончилось, – пробормотала Клер, перед тем как мы начали проталкиваться сквозь толпу в гостиную.

Она кивнула какому-то человеку, который с приветственными криками, размахивая руками, начал продираться нам навстречу. Это был Чипси, за ним следовала свита фаворитов – в основном хорошеньких молодых мужчин и мальчиков. Чипси неизменно был рад поболтать с Клер на людях – таким образом он заявлял о наличии у него мозгов. Теперь, после судебного процесса, близость с Клер была обязательной составляющей его роли Ведущего Голоса Американского Андерграунда на Западном Побережье. Он пребывал в своем обычном бьющем через край эйфорическом состоянии, весь сиял и был полон энергии. Остатки его волос, неизменно платинового цвета, были приглажены, челка подстрижена на манер принца Валианта[104]. На нем был широкий спортивный халат, схваченный поясом и открытый на широкой груди, густо поросшей волосами. Чипси вполне можно было принять за недомогающего боксера-профессионала после боя со спарринг-партнерами. На плотном теле, загоревшем до цвета корицы, все еще виднелись моложавые мускулы, сохранившиеся под жирком, нос был приплюснут, брови порваны и сбиты в бугорки. Чипси любил демонстрировать свои мускулы и шрамы – свидетельства приключений среди крутых ребят в местных гаванях и на пляжах.