Прошла вечность, прежде чем дядя Миша аккуратно выложил стопку своих свитеров, фотографии (они с бабушкой потратили несколько драгоценных минут на обсуждение), электрическую бритву. И вот, наконец, заветный сверток. Слава пытался на глаз определить величину и вес подарка, но дядя Миша только хитро подмигнул и выудил из пакета то, что Слава поначалу принял за нож.

Кортик с тонким острым лезвием лежал в огромной дядиной ладони и мерцал в свете кухонной люстры. Дядя Миша аккуратно вложил его обратно – в ножны с орлом.

– Не для улицы подарок, – пояснил он. – Считай это секретом, фамильной ценностью, понял?

Слава понял. Он заглянул в пакет и увидел на дне два желтых камня.

– Ах, да. Наш балтийский сувенир. Смотри, как светятся. Настоящий янтарь.

Было давно за полночь, но Слава не спал. Он прислушивался к тихому разговору на кухне. Звенели чашки, дважды закипал чайник. Потом ему казалось, что бабушка всхлипывает. Часто открывалась и закрывалась балконная дверь.

Слава ворочался. Мечты о сверкающем телефоне растаяли, как сахар в горьком чае. На столе, все еще завернутый в пакет, лежал кортик. С ним не поиграешь и Андрею не покажешь. Бабушка, наверняка, завтра отберет и спрячет в свой бездонный шкаф.

Он перевернулся на другой бок. Не заметил, как тихо открылась дверь. Кто-то высокий осторожно подошел к его изголовью, постоял, положил огромную руку на макушку и тихонько взъерошил волосы. Слава не шевелился. Делал вид, что спит. Дядя уезжал рано утром, Слава это знал – какие-то дальние родственники в Москве.

Дядя тихо вышел, закрыл за собой дверь. Слава повернулся, посмотрел в полумрак комнаты. Все равно не уснуть. За окном моргали огни города, гудели редкие автомобили. Слава подошел к столу и тихонько достал из пакета крупный желтый камень, поднес к окну.

Янтарь светился – из глубины, собственным, казалось, светом. Тонкие трещинки протянулись по древнему кусочку смолы, словно морщины. В самом центре, расставив в стороны крохотные лапки, застыл жучок. Слава улыбнулся, провел пальцем по янтарю. Прохладный и в то же время как будто теплый, живой.

Он сунул его под подушку, закрыл глаза. Несколько минут прислушивался к гудению за окном – а потом уснул.

А телескоп купили самый дешевый, хотя Илья Петрович просил модель посолиднее, с оптикой, способной показать больше, чем слегка увеличенные мерцающие пятнышки в небе. Но и на том спасибо. Последние годы вообще приходилось рисовать Солнечную систему на доске. А тут вдруг телескоп. Вот и старая идея открыть кружок астрономии проснулась, задышала. И, вопреки ожиданиям, комплектация оказалась почти полной. Только специальных салфеток для протирания линз не нашли, и одного крепления, которое удалось заменить куском проволоки.

– Ну, что, пойдемте?

Егоров поежился, наматывая на шею шарф.

– Холодно там, Илья Петрович.

– А ты думал, как на звезды смотреть? Через окошко? Одевайтесь теплее и выходим. А ты Егоров, помоги мне вынести телескоп.

– Можно еще Димку в помощники возьму?

– Можно.

Они не спеша одевались и по очереди выходили в морозный декабрьский вечер. Вторая смена давно отзвенела, но во всех окнах школы еще горел свет. Усталые технички гремели ведрами и оттирали с пола грязные разводы.

В кружок записались четверо. Илья Петрович никого не упрашивал и не заставлял, но четверо из шестого «В» принесли ему список, выведенный аккуратным почерком Кати. Изначально в списке было трое, но напросился последним Егоров – ему нравилась Катя.

– Ладно, ищем ровную площадку и зовем меня, – распорядился Илья Петрович. – Катя, шапку надень! Да, мне тоже жалко твою прическу – но уши еще больше. Хотя бы капюшон.