Злость на самого себя ослепляет мгновенной вспышкой. Но так же быстро гаснет. Потому что нет, не могло это быть моим, пока Ксюша была другой.

Ведь в этом же крылась вся проблема? В ее лжи? Знать бы еще, для чего ей это было нужно…

Свет в окнах гаснет, и я быстро набираю сообщение на своем смартфоне:

«Спишь?»

«Только легла» – приходит тут же ответ.

Я улыбаюсь, невольно представляя ее в данный момент.

Ксюша не знает, но я часто любовался ей, пока она спала. Во сне ее лицо преображалось до невозможности. Нахмуренная складочка между бровей исчезала, капризно надутые губки расправлялись в красивую естественную форму, и весь образ становился словно светлее. В эти моменты она казалась мне такой нежной и ранимой, совершенно не похожей на саму себя.

«Приятных снов» – отсылаю ей и только теперь отъезжаю от ее дома.

Не знаю, как это назвать: быстро развивающейся паранойей, повышенной тревожностью... Один черт! Но мне важно знать, что она спокойно легла спать, без всяких происшествий.

Уже дома, в кровати, я долго ворочаюсь, не в силах уснуть. Поэтому утреннее пробуждение дается мне с трудом.

На работе все идет своим чередом, кроме раскалывающейся головы, которая не дает мне сосредоточиться на цифрах.

– Ваш кофе, Данил Александрович, – плавно покачивая бедрами вплывает в кабинет Настя, мой секретарь.

Она соблазнительно улыбается и наклоняется так, что простора для фантазии о содержимом ее декольте просто не остается.

– Насть, давай сегодня без этого, голова трещит, – устало потираю виски.

– Может, я могу помочь? Помассировать вам голову? – не сдается она, пройдясь по мне плотоядным взглядом.

– Нет. А вот если добудешь мне обезболивающее, то буду очень благодарен.

– М-м-м, – томно протягивает она и постукивает по подбородку изящным указательным пальчиком с кроваво-красным маникюром. – Насколько, Данил Александрович?

– Настолько, что снова закрою глаза на твои неоднозначные намеки, – кидаю на нее строгий взгляд из-под бровей.

Настя фыркает и резко разворачивается в сторону дверей.

– Намеки, – передразнивает она меня, бурча себе под нос. – Да я прямым текстом уже говорю, – недовольно возмущается, скрываясь за дверью.

Я устало откидываюсь на спинку стула. Головная боль, кажется, становится еще сильнее.

Но в данной ситуации я виноват сам. Не надо было давать Насте лишнего повода так себя вести. Кто же знал, что этим закончится простая просьба подыграть мне несколько месяцев назад.

– Ваше обезболивающее. – Настя кладет две таблетки на стол и рядом ставит стакан с водой. – Еще какие-то особые пожелания на сегодня будут? – спрашивает с недовольным выражением лица.

– Нет. Спасибо, – дежурно благодарю.

Настя уходит, а у меня перед глазами неожиданно всплывает образ Ксюши в тот момент, когда она застала меня с секретаршей на рабочем месте. Ее полные смятения и непонимания глаза. Обида, растерянность и боль. И если тогда весь ураган ее эмоций прошел мимо меня по касательной, лишь неприятно царапнув что-то в груди, то сейчас воспоминание об этом сносит волной оглушительного чувства вины.

И пусть по большому счету Ксюша сама виновата, но мне становится архиважным реабилитироваться перед ней за тот случай. Она должна знать правду, пусть и не самую приятную.

День сегодня тянется невыносимо долго. Ловлю себя на мысли, что нет-нет, да поглядываю на часы и жду окончания рабочего времени, мысленно подгоняя его.

Я полон решимости поговорить сегодня с Ксюшей и прояснить причины нашего разрыва. Нетерпение зудит в груди, подогревая кровь и взвинчивая нервы.