– Здесь все, что необходимо: деньги, – он ухмыльнулся и озорно посмотрел на майора, – нигде не зарегистрированное оружие, а также инструкции по поводу первой недели пребывания в «консервке», ну и конечно же схема расположения объекта. Что ты молчишь?

– А что я должен говорить?

Несколько мгновений полковник смотрел на него, как на казарменного придурка, на неблагодарную тварь, не способную оценить ни степень снисхождения к себе начальства, ни своей собственной выгоды, затем, неожиданно побагровев, прямо в лицо майора сивушно прорычал:

– Мычать! Преисполняясь рвением и благодарностью, бессловесно мычать! Ибо не всегда и не каждому такое вот выпадает… – положил он пакет перед майором. – Усекать надо!

«… А ведь на солдафона он не похож, – молвил про себя Курбанов. – Некоторые и до маршальских жезлов дослуживаются, оставаясь беспросветными солдафонами. Даже здесь, в спецназе, в элите военной… элиты! Но это не о Бурове», – не хотелось ему разочаровываться в полковнике.

– Интересуюсь знать, как говорят в Одессе: что последует после этой, первой, недели?

– Связной сам выйдет на тебя. Ты слышал, что я сказал: «связной», а?! Это в своей-то стране! Впрочем, уже в соседней. – Еще более сокрушенно покачал головой полковник и, зло выматерившись сквозь стиснутые зубы, жестом римского трибуна выпроваживая Курбанова из кабинета. – Да, еще вот что… – остановил его уже в проеме двери. – На объекте появиться как можно незаметнее. Глаза охране и персоналу не мозолить. В конфликты не вступать. По одному из документов ты будешь проходить, как нелегал из Ирака.

– Нелегал из Ирака? Нет проблем! – Выяснять, почему именно из Ирака и что из этого следует, было бы непростительным идиотизмом.

Присмотревшись к восточному типу лица Курбанова, полковник вдруг поймал себя на том, что майор слегка напоминает президента Саддама Хусейна. В крайнем случае одного из его не совсем удачных двойников: только ростом повыше, в плечах пошире да брови потоньше, хотя и смолистые.

– Арабский, насколько мне помнится, ты вроде бы знаешь.

– С этим проблем тоже не будет.

– И еще с каким у тебя нет проблем?

– С английским, турецким.

– Ну-ну, в «Аквариуме» случаются умники покруче тебя: с пятью «родными» языками сразу. Так вот, охрана будет знать, что в «логове» живет нелегал из Ирака, которого пришлось на время припрятать от суровой десницы Хусейна.

– Жестокий случай, маз-зурка при свечах.

– А ведь сколько усилий пришлось приложить, чтобы добиться от каждого из вас такой вот, исклю-чи-тель-ной разговорчивости, – самодовольно осклабился полковник.

Однако московские беседы с Курбановым – уже в прошлом. А теперь вот начальник охраны объекта «Заря» полковник Буров оказался невольным свидетелем встречи хозяина резиденции с «группой товарищей». Ему давно следовало бы ретироваться с места этой встречи, однако он упорно продолжал стоять – пусть и с краешку, у двери, но… стоять. Как начальник охраны президента, полковник не стал утруждать себя дилеммой – окажется ли он до конца верным Хозяину, выполнит ли в критический момент возложенную на него миссию; или же, помня о высших интересах гибнущей державы… Никаких сомнений: он выполнял приказ.

И когда генерал госбезопасности Цеханов одним только уничижительным взглядом попытался усадить его на место, офицер достойно выдержал этот взгляд и не подчинился. Причем сделал это, исходя из достоинства офицера разведки, и никакого отношения к верности генсек-президенту это не имело. Русаков знал, что делает, когда приказал сугубо кагэбистскую охрану свою разбавить офицерами из армейской разведки, то есть из конкурирующей с госбезопасностью конторы.