Миша приходит уже поздно. Я сплю, но его это не волнует. Он просовывает руку мне между ног, и я моментально открываю глаза и дергаюсь в другую сторону, но он не оставляет свои попытки.

— Миш, я сплю. Перестань! – раздражаюсь я.

От него пахнет алкоголем, и мне становится не по себе.

— Миша!

Отбрасываю его руку и встаю с кровати. Зло смотрим друг на друга. Он тоже встает и вплотную подходит ко мне.

— Ты забыла? Ты моя жена! – чеканит он. – Иди в постель.

— Разве ты даешь мне забыть? – усмехаюсь я. – Я не рабыня, чтобы по твоей прихоти исполнять супружеский долг.

Он криво улыбается.

— Ты не рабыня, ты никто. Я тебя даже спрашивать не буду!

Он больно дергает меня за руку, а я шиплю. Наши лица теперь совсем близко.

— Думаешь, я не знаю, сколько раз ты с ним виделась? Сколько раз разговаривала? Вы успели потрахаться у тебя в офисе в прошлом месяце?

Его глаза безумно горят. Впервые за всю семейную жизнь мне становится страшно. Очень. Пытаюсь вырвать свою руку, но он еще сильнее сдавливает. Из меня вырывается всхлип, но Мишу уже не остановить. Он буквально разрывает на мне сорочку и кидает меня на кровать.

Я даже отползти не успеваю, как он оказывается сверху. Силой раздвигает мои ноги и зажимает рот рукой. На меня накатывает такая паника. Я не могу нормально вздохнуть, только трепыхаюсь под ним, но он даже не замечает этого.

Так сильно сжимает мои бедра. У меня слезы из глаз катятся безостановочно.

— Я тут подумал. Отец прав. Давно надо было заделать тебе ребенка. Чтобы ты знала свое место и даже не думала о том, что сможешь уйти от меня!

Он обхватывает мое лицо рукой и больно сжимает.

— Никогда, слышишь? Никогда ты не будешь с ним!

Пытаюсь вырваться, но он пресекает любые попытки, когда он резко входит в меня, я громко вскрикиваю, чем и привлекаю к себе внимание. Шаги в коридоре становятся моим спасением. Миша тут же откатывается от меня и идет открывать дверь взволнованному свекру, пока я судорожно пытаюсь прикрыться.

— Я крик слышал. Поля, все хорошо?

Я даже выдавить из себя ничего не могу. Мое лицо не видно из-за волос. Только плачу беззвучно. Меня бесконтрольно трясет. 

— Мы просто поссорились, пап. Все нормально. Не переживай. Иди ложись.

Владимир Николаевич еще мнется на пороге, но вмешаться не решается.

— Выйдем, Миш, – говорит он, в конце концов.

Только после того как дверь закрывается, я утыкаюсь в подушку и громко плачу. Пытаюсь взять себя в руки,  успокоиться, но не выходит. Мне становится тяжелее дышать, а слезы перерастают в истерику. Я уже задыхаюсь и захлебываюсь слезами. Заставляю себя сходить в душ. Включаю воду сначала горячую, а потом холодную. Не знаю, сколько я так простояла, но постепенно успокоилась.

Несмотря на то, что я закрыла дверь на замок, все равно не могла заснуть, хотя глаза то и дело закрывались. Мне чудились шорохи, стук в дверь. Только я проваливалась в сон, как внезапно просыпалась от какого-то звука. Я так накрутила себя, что смогла уснуть только под утро.

В зеркале на меня смотрела какая-та незнакомка. Бледная, с впалыми щеками, волосами, похожими на мочалку, красными, опухшими глазами. Никакой консилер не спасет это лицо, но я все же попыталась.

Мы с Мишей должны были уехать после завтрака, но я удивилась, когда за завтраком меня встретил только свекр. Он внимательно обсмотрел меня с ног до головы и немного расслабился. Прошлой ночью я напугала его. Видимо, он решил, что Миша ударил меня, но нет. Он сделал кое-что похуже.

— Миша уехал в командировку на неделю. Тебя довезет мой водитель.