Ее голая спина теперь будет перед глазами стоять. Зря посмотрел, как она уходила. До сих пор помню вкус ее кожи и запах. Интересно, изменился ли он? Вот какой бред лезет мне в голову. Конечно же, изменился.

Весь вечер глаза то и дело возвращались к ней, безошибочно вычисляя, в какой части ресторана сейчас она находится. Ее муж, конечно же, везде следовал за ней, словно тень. Мы ни разу больше за вечер не заговорили с ней. Она вообще старалась не смотреть на меня, но пару раз я ловил ее за разглядыванием себя.

Интересно, она в курсе, во что ввязалась, когда решила защищать жену Демидова? Не думаю, что она реально понимает, что это за дело и кто такой Демидов. Но какая мне разница до этого, правда?

Появился на юбилее у Вересова с одной единственной целью – мне хотелось подразнить Мишу. В том, что он знал про Атлант, не было никаких сомнений. Это с его подачи туда таскается проверка за проверкой. Плевать. Пусть хоть вся прокуратура придет и все бумажки пересмотрит. У меня все чисто. А Мише это не нравится. Владимир Николаевич хороший мужик. Я, так понимаю, он готовит на свое место Мишу. А вот этого мне не хочется. У меня есть в прокураторе свой человек, который докладывает мне обо всем. Миша слишком борзый и упрямый. В общем, готовится смена власти, и многих не устраивает его кандидатура. Я бы хотел видеть на этом месте другого человека.

С Владимиром Николаевичем у меня есть общие дела. Он мне нравится, а вот его сын нет. Снова вижу Полину, которая разговаривает с кем-то из гостей и смеется. Нет. Ее муж мне не нравится однозначно.

Все гости выходят смотреть на фейерверк. Встаю подальше от всех и прикуриваю. Наблюдаю за разноцветными огоньками и выдыхаю дым. Народ расходится. Вскоре никого не остается на улице. Я тоже хочу подняться в ресторан и попрощаться. На сегодня хватит. Вот только взявшись за дверную ручку, тут же останавливаюсь, потому что слышу знакомый взволнованный голос.

Нахожу ее за самой дальней колонной. Она нервно пристукивает ногой и внимательно слушает собеседника. Кусает губы и теребит волосы. Она постоянно так делала раньше, когда нервничала. Ее нервозность не связана же с моим присутствием?

Не знаю, зачем стою и смотрю на нее. Но вот она заканчивает телефонный разговор и обращает на меня внимание. Замираем друг напротив друга.

— Ты знаешь, что я защищаю Анастасию Викторовну?

Киваю и продолжаю смотреть на нее. Она тушуется под моим взглядом, прячет свои глаза.

— Холодно. Я пойду.

Она потирает плечи и, все также не поднимая глаз, уходит.

— Тебе лучше не лезть в это дело.

Останавливаю ее за локоть и слегка придерживаю ее. Она, наконец-то, смотрит мне в глаза. В них буря. Чувствую, как внутри что-то зашевелилось. Мне нравится думать, что это я разбудил в ней эту бурю.

— Сама разберусь, – холодно чеканит она.

Мимолетно глажу ее пальцами, а у нее мурашки разбегаются по телу. Тут же одергиваю свою руку, а она потирает то место, до которого я только что прикасался.

— Я тебя предупреждаю. Ты проиграешь. У тебя нет ни единого шанса.

Произношу каждое слово четко и понятно, глядя ей в глаза. Меня в жар бросает, когда вижу, как она воинственно выпячивает свою грудь вперед и доводит свою осанку до совершенства. Подбородок упрямо вздернут, глаза рвут и мечут. Потрясающий настрой. Наконец-то, мне интересно.

— Пошел ты в задницу со своими предупреждениями. Ты, как и твой подзащитный, можете только запугивать и делать все исподтишка.

Мои брови взлетаю вверх.

— А при чем здесь мой подзащитный?

— Оу! Серьезно? – она всплескивает руками. – Я только что разговаривала с его женой. Она рыдала мне в трубку, потому что ей пришло сообщение от него, что он забирает детей.