Выручила хозяйка, притащив мою сумку и пару пакетов. Я побледнела, поняв, сколько стирки мне предстоит, ведь все мои вещи пощупали. Но кое-что нужно было проверить. То, без чего будет тяжко учиться. А я все это терпела ради учебы. Пошебуршала пакетом, покопалась в одежде. Ноутбук был в сумке. Фух-х.

– Елена Павловна, я насчет залога.

Хозяйка, спрятавшись за сыном, сказала:

– Ничего не знаю. Какая была договоренность? Ты убираешься в комнате, только тогда возврат. А мне самой пришлось подготовить все для сыночка. Так что иди уже подобру-поздорову.

– А компенсация за оставшиеся дни? Ведь оплачено было за весь месяц, а прожила я тут только три недели.

– Да ты мне плиту испоганила, раковину забила. Ничего я тебе не дам! Знаешь сколько после тебя ремонта?

Я растерялась, не понимая, о чем она говорит. Плиту можно было отмыть, а раковину хозяйка забила сама рассыпавшимся рисом.

– Хотите это повторить перед аудиторией в тысячу человек?

– Что? – Елена Павловна с удивлением посмотрела на продолжавшего нести чепуху Васю.

– Я говорю, вы настолько уверены в правомерности и справедливости своих слов, чтобы это повторить для моих знакомых? На память, так сказать.

– Да кому угодно скажу, не заслужила эта девка возврата денег. Она даже ни разу толком не убралась в комнате.

Да, это правда: ни желания, ни времени на это никогда не было. Делала абы как, лишь бы хозяйка отвязалась.

– И ключи где, ворюга? Ведь науськаешь кого-нибудь потом, и придут к нам…

– Отлично! – Вася достал телефон, включил экран и спустя пару мгновений проговорил в него: – Вы просили больше делиться своей жизнью, и сегодня я в отличном настроении. Вы познакомились с моей девушкой, а теперь мы решили съехаться, и я забираю ее. Вот эти замечательные люди отпускают мою зайку ко мне. – И повернул камеру в сторону хозяйки с сыном. Я отошла от Васи и, приблизившись к хозяйке, заглянула в телефон. Во-первых, от сумасшедших стоит держаться подальше. Во-вторых, интересно, на что это он тыкает пальцем.

Оказалась, какая-то цифра. Сейчас там было четыреста шестьдесят, и это значение постоянно росло. На экране так быстро мелькали сообщения от людей с разными именами, что у меня зарябило в глазах. Я поймала глазами вопрос о том, как часто мы с Васей занимаемся любовью и будем ли делать это на камеру. Следующий прочитанный касался моей страшной внешности. Мое ошарашенное лицо, попавшее в кадр, явно не оценили.

– Вы хотели что-то рассказать? – Это Вася сказал таким тоном, что мне показалось, будто по спине ползла стая тараканов.

Ноги меня уже держали с трудом. Я сделала пару шагов и оперлась о шкаф. Итак, меня в непотребном виде видели около тысячи человек. Они считают меня девушкой какого-то идиота уголовника (подделка документов – это же уголовщина?). А сейчас им еще и расскажут, как я испортила чью-то там раковину и плиту. И как плохо мою унитазы. Да еще и подозрения в воровстве добавят – и прошлые и будущие. Прекрасно. Хуже только то, что зрители считают – я сплю с несовершеннолетним. А что еще можно подумать о девушке, переезжающей к парню?

Дальнейшую речь я уже не слушала. Предел я перешагнула давно. Скорее, даже пролетела с ракетой в… в… да ну это все!

Взяла свои вещи; пакеты и сумка в сравнении с моей хрупкой фигурой смотрелись устрашающе. Хотя, по сути, там были только ноутбук, постельное белье, пара обуви и немного одежды. И вышла из квартиры.

Ноги нетвердо ступали по лестнице, пакеты шелестели, раздражая слух. Сумка ритмично и болезненно била по коленкам каждую ступень. Бац-шурх. Бац-шурх. Когда я уже была почти на первом этаже, у меня из рук вырвали все тяжести, оставив мне только сумку. Вместо них мне в ладони сунули бумажки.