б) дети от 3-х до 15-летнего возраста – в приемно-распределительные пункты;

в) социально-опасные дети старше 15-летнего возраста в специально предназначенные для них помещения…

Наблюдение за политическими настроениями детей осужденных, за их учебой и воспитательной жизнью возлагаю на наркомов внутренних дел республик, начальников управлений НКВД краев и областей».

Зачем Сталину понадобилось так жестоко расправляться с семьями репрессированных? Не только для того, чтобы внушить стране дополнительный страх. Он не хотел, чтобы жены и дети арестованных оставались на свободе, жаловались соседям и коллегам и рассказывали о том, что их мужья и отцы невиновны. Зачем же позволять им сеять сомнения в правильности сталинских решений?

Я спрашивал Вячеслава Алексеевича Никонова, внука Молотова, сожалел ли потом Вячеслав Михайлович о репрессиях, о том, что он сам подписывал расстрельные списки?

– Они боялись интервенции и новой гражданской войны, – полагает Вячеслав Никонов. – Страх перед надвигающейся на Советский Союз войной был главным двигателем репрессий. Они считали, что надо убрать всех, кто вызывает сомнения, чтобы исключить угрозу нападения изнутри. Когда маховик был запущен, степень виновности каждого проверить было невозможно…

Сталин сам боялся «пятой колонны», внутренних врагов, и других пугал этой опасностью.

«Чтобы построить Днепрострой, надо пустить в ход десятки тысяч рабочих, – говорил Сталин. – А чтобы его взорвать, для этого требуется, может быть, несколько десятков человек, не больше. Чтобы выиграть сражение во время войны, для этого может потребоваться несколько корпусов красноармейцев. А для того, чтобы провалить этот выигрыш на фронте, для этого достаточно несколько человек шпионов где-нибудь в штабе армии или даже в штабе дивизии, могущих выкрасть оперативный план и передать его противнику».

Доктор исторических наук Олег Хлевнюк считает, что главной целью этой чистки было уничтожение потенциальной «пятой колонны» в преддверии войны. Чистили по анкетным данным по картотекам бывших врагов. Это было своего рода подведение итогов.

Гражданская война, чистки партии, аресты оппозиционеров, раскулачивание и коллективизация – все это затронуло миллионы людей. В число обиженных попала значительная часть населения страны. Их боялись. Сталин и его окружение помнили, что в Гражданскую их власть висела на волоске. Они хотели наперед обезопасить себя.

Михаил Павлович Шрейдер пересказал в воспоминаниях разговор со Станиславом Реденсом, наркомом внутренних дел Казахстана и родственником Сталина. Реденс говорил:

– Вот я нарком, член Центральной ревизионной комиссии, депутат Верховного Совета, не в состоянии противостоять этой грозной буре. Москва все время нажимает и нажимает, и я чувствую, что кончится тем, что и меня самого скоро посадят и расстреляют.

– Почему же вы, Станислав Францевич, не поставите вопрос перед самим Сталиным? – удивился Шрейдер. – Вы же его родственник, близкий человек.

– Неужели ты не понимаешь, что ставить подобный вопрос перед Иосифом Виссарионовичем – значит ставить вопрос о нем самом, – удивился Реденс наивности своего заместителя. – Разве может Ежов без его санкции арестовывать членов политбюро?

В Бутырской тюрьме арестованные боялись говорить с соседями, считая себя невиновными и подозревая в других настоящих врагов народа или секретных осведомителей.

Большинство были убеждены, что взяты по ошибке, и верили: как только об этом узнает Сталин, их сейчас же освободят. Почти все наперебой требовали бумагу, чтобы немедленно писать заявления и жалобы.