Я стою во дворе, стараясь спрятаться от солнца под скудную тень вербы, и устало сжимаю в потном кулаке микрофон. Провод от него тянется в мою походную сумочку, а в ней – наготове профессиональный магнитофон, компактная «сонька». Собственно, я тоже не верю, что эти двое скажут что-нибудь существенное, но очень надо быть похожим на всю остальную репортерскую братию. Постепенно вхожу в роль и действительно начинаю чувствовать себя одним из них.

«Черт возьми! – почему бы и нет! А может быть, кто-то из президентов изречет все же что-нибудь неожиданно важное! Столько денег потрачено на это сборище! Или они лишь упиваются своим могуществом! Мы их „делаем“, потому что мы и есть их окружение. Не то пчелы в ожидании меда, не то навозные мухи в поисках… Господи! Какое свинство!»

Я обращаю внимание на смуглого репортера с большим «бабинным» магнитофоном на плече. Похоже, он ливанец. Глаза нервные, злые, взгляд скользит по лицам, по углам. Никогда бы и не посмотрел на него, если бы не заметил, как он быстро переглянулся с высоким молодым блондином-немцем, у которого на животе висит огромных размеров фотокамера. Они переглядываются тайком, нервно и нетерпеливо. Смуглый смотрит на блондина вопрошающе. Тот сначала украдкой оглядывается, не наблюдает ли кто за ними со стороны, пожимает плечами и еле заметно отрицательно поводит головой.

Я уже не могу оторваться от этой пары. «Если они знакомы, почему скрывают это? Если нет, то что их связывает? Если не неформальный половой инстинкт, то… Они террористы! Здесь готовится акция! А кто еще с ними? Не может быть, чтобы их было только двое!»

Начинаю оглядываться, но понимаю, что могу привлечь к себе внимание и становлюсь за спиной Смуглого, метрах в пяти. Конечно, я могу подойти к кому-нибудь из полицейских и «стукнуть» на сомнительную парочку. А если я ошибся! Вот позор-то! Репортерская братия меня раздавит презрением и насмешками! А от этих двоих можно получить и в морду! Сорвал им репортаж! Да еще какой! А остальным! Пресс-конференцию сразу отменят. Решаю набраться мужества и терпения.

Со стороны основного пресс-центра (временные конструкции и все мы находимся во дворе этого серого каменного здания) слышится шум. Впереди тараном идут огромные парни с тонкими наушниками в ушах и в черных очках. Их пиджаки раздуты от спрятанного там оружия, лица напряжены. Эти американцы и русские похожи друг на друга. Как собаки одной и той же породы, но выросшие в различных климатических условиях. Я видел это не раз на собачьих выставках: одни псы с холеной гладкой шерстью, другие – чуть встрепанные, поредевшие. Но порода одна – бойцовая, агрессивная.

Телохранители идут клином, расталкивая репортеров, распихивая камеры. В центре между ними два побледневших от напряжения и усталости президента. Я на мгновение отвлекаюсь, завороженный этим стройным и властным порядком на фоне общего штатского хаоса, но тут же спохватываюсь и начинаю искать глазами Смуглого. Он тут же, рядом, но уже за моей спиной. Он смотрит на президентов, потом куда-то в сторону. Слежу за взглядом и вижу немца-блондина. Тот покрылся испариной, лицо заметно порозовело. Руки нервно вцепились в аппарат. Опять смотрю на Смуглого и отчетливо, с ужасом, понимаю, что не ошибся. Сейчас они себя проявят!

Бросаюсь вперед и вцепляюсь руками в плечо американца из службы безопасности. Он ближе всех ко мне. Шепчу ему по английски, выцарапывая из себя чужие страшные слова: «Уберите президента! Здесь террористы! Уберите, они будут стрелять!»