Вообще, что имеем тут?

Во-первых, сферу влияния Двора с достаточно внятной, хотя бестолковой структурой власти. Во-вторых, разбросанные по всему городу участки, где смешались торгаши, частники, наемы всех сортов, бандитские Семьи и простые банды, одиночки вроде меня или, скажем, Гая, вольного репортера. В-третьих, таинственный, зато четко очерченный Лагерь, который потому и таинственный, что никому на фиг не нужен, – вроде «неуловимого Джо» из популярного анекдота. В-четвертых, общину казаков, вдруг вспомнивших о своей самобытности, – с собственным самоуправлением, но явно тяготеющую ко Двору, практически подчиненную ему. Чуть поодаль, в горах, кучкуются муселы: от воинственных абреков, промышляющих набегами, работорговлей, наркотой, до мирных торгашей, земледельцев, ремесленников, еще не разучившихся работать. Да, еще и Кампания! На каковую, собственно, и пашут лагерники-коммунары… хотя охраняют ее сторожевики Двора… кстати, как и сам Лагерь. Сия троица, видно, плотно увязана общими интересами, если все там настолько дружны.

А вокруг этих стержней чего только не наверчено: национал-патриоты, чаще именуемые «нашистами», старозаветные монархисты с претензией на сословные льготы, самозванные демократы, ухватками напоминающие большевичков, верующие разных конфессий, полоумные сектанты, «тарелочники», свихнувшиеся на пришельцах. И все суетятся, обличают, агитируют, заключают союзы и объявляют войны, воздвигают пьедесталы себе, а другим роют могилы. Тоже мне, спектр!.. Впору из него делать колечко, сомкнув краями. И уж они сцепятся так, что не растащишь, – с общим языком проблем не возникнет.

Тенденции тоже не радовали. Бывший губер, а ныне президент с подозрительной фамилией Алмазин и заслуженной кличкой Клоп пустил тут такие корни, что сковырнуть его можно, лишь разворотив полгубернии. Прожорливый его Двор занял на местности ключевые высоты, подступы окружив свирепыми сторожевиками, а на вольнодумцев натравив «бесов», злобных и въедливых. Впрочем, как и во всех приличных державах, у Двора завелась собственная оппозиция, ведомая горлопаном Дарыговым. Еще при Дворе имелся Собор, опять же Народный, вполне заменявший большинству горожан театр, своя телестудия, вещавшая на всю губернию и даже дальше, парочка весьма лояльных газет да серенький журнал для домохозяек.

Кстати, в «народе» происшествий фиксировалось мало: то ли контингент не тот, то ли действительность умело лакировалась. Даже девицы вроде не пропадали. И вряд ли в блеклой массе, которую за прошлые десятилетия разве что дустом не травили, сохранилось аппетитные цыпочки. Всё, что уцелело там живого и яркого, давно перекочевало в иные сферы, а ежели и остался кто, то разглядеть его в толпе, ряженной в ширпотреб, непросто. Стало быть, основной вклад в статистику пропаж делали торгаши да наемы, наше третье сословие.

Итак, торгаши – вот и снова вернулся к ним. Уж они в Океане представлены отменно, хотя бы ради рекламы. А где торгаши, там и муселы, – уж так сложилось тут, несмотря на прошлые разногласия. Чтоб не дразнить гусей, муселы отселились в родные горы, рассредоточась по неприступным аулам, но продолжали вести в городах дела, заручившись посредничеством славянских партнеров.

Впрочем, бандитские Семьи тоже не чурались бизнеса. Контрабанда – одно из главных и уважаемых здешних занятий, к тому ж едва не самое доходное. Потому-то на нее наложил лапу Аскольд, оттеснив в сторону даже Грабаря с родичами, основных своих конкурентов, – не говоря об Амире, Носаче и прочих главарях рангом пониже. Близость границы, удобный, недавно модернизированный порт – лучших условий трудно и желать. Функция, вторая по значимости, – охрана. Причем не только от признанного отребья да разных отморозков, но и от простого люда, всегда готового раскулачить богатых соседей. А удержать его на дистанции может лишь страх – вот крутари и сделались таким пугалом.