Он хмыкнул и достал из кармана другой мешок – прозрачный. В нем лежала обыкновенная булавка. Точно такой же Хольт предлагала заколоть на мне платье.

– И что это? – уточнила я.

– Я задал вопрос первым, – ответил он. – Откуда ты знаешь про волеподавитель?

– Это длинная история, – правдиво ответила я. – Как-нибудь расскажу, сейчас… – я нарочито закашлялась.

Он отстал. Это было тем более удивительно, что я видела, как важна для него информация про эту гадостную штуку. Наверняка передышка будет недолгой.

Герр Лишвиц тоже подвергся допросу с пристрастием. Видел ли он на мне наручники? Нет? А почему?

– Разве в женских исправительных домах на заключенных надевают наручники? – даже удивился адвокат.

– Вот то-то и оно, – ответил ему Хантхоффер. – Когда я пришёл за Спаркс, на ней были два браслета.

– Погодите…

Герр Лишвиц припомнил, что видел на мне один браслет. Но в этот момент в дверную перегородку постучали с сообщением, что прибыл мой обед, и мне стало совсем не до беседы ищейки и адвоката.

А когда наелась, снова накрыла слабость и потянуло в сон. Я откинулась на спинку своего диванчика и почти отключилась, но ухо уловило резкие ноты. Хантхоффер посылал герра Лишвица к какому-то шмусту почти напряжённым тоном. Адвокат же наседал на ищейку в таких выражениях, что я невольно заинтересовалась.

– Герр лейтенант, вы рискуете. Нельзя заставлять ждать его светлость.

– К Шмустовой матери его светлость, вы что, не понимаете, там весь город пропах преступным сговором! Откуда в захолустном Хольштаде тридцать запрещённых артефактов? Да плюс зелье, которым пытались опоить Спаркс, и эта дрянь? Я должен вернуться.

– Там есть своя полиция, а у вас есть приказ – доставить фроляйн Спаркс к его светлости Менгрейму без промедлений.

– Там и полиция наверняка по уши, иначе давно бы разобрались с этим исправдомом. Полгорода видело, как я силой вёл к поезду невменяемую орущую девицу, хоть кто-то полицию позвал?

– Но… вы же в форме, – удивился мой законопослушный адвокат.

Один эрингтонский знакомый как-то вывел из игорного дома во время облавы несколько важных гостей, всего лишь представившись шерифом. Что говорить о полицейской форме? У нас в Конфедерации раздобыть её проще простого.

– Вы, герр адвокат, как вчера родились, – покачал головой ищейка. – Или в вашей столице всё так распрекрасно. А у нас под боком Бешот, из которого и беженцы, и ворьё всякое лезет. Им форму полицейскую добыть – раз плюнуть.

Я слышала краем уха про очередную победу императора Фердинанда Второго над небольшим соседним княжеством, но все говорили об этом в исключительно радужном тоне. Да и не интересовал меня Бешот, а ещё менее – проблемы гада Хантхоффера.

А они явно были. Подумать только, его оторвали от любимой работы (Котьку Пертца ему в печёнку) и приказали доставить меня из места заключения прямо к какой-то там светлости.

Я немного подумала, поддержать возмущение ищейки или пообещать, что буду пай-девочкой и непременно сама доберусь до этой неизвестной светлости, но в результате задремала. Словно сквозь толстое одеяло, продолжала слышать разговор попутчиков-сопроводителей, но смысл от меня ускользал.

– …вы поступили благородно, герр лейтенант…

– …просто не хотел потерять ценного свидетеля, а вы опаздывали…

– …жалобу на жестокое обращение…

– …к шмусту. Это уже покушение, надо по горячим следам…

– Подъезжаем, подъезжаем, Хацельбрук, господа.

Я с усилием вскинула голову. В этот момент паровоз прогудел, а через минуту остановился. За окном была большая привокзальная площадь, туда-сюда сновали люди, конные экипажи, носильщики с грузом. Вокруг стояли дома традиционной имперской архитектуры, вдалеке был виден высокий шпиль какого-то собора.