– Теперь твоя, капитана, отдыхай, а моя работай…

В словах перевозчика полковник уловил явный подтекст, но промолчал. С одной стороны, не хотелось в такой день портить настроение по пустякам, а с другой, чтобы так говорить, косоглазый имел все основания, и возражать ему было нечего.

Так в молчании они добрались до места, и едва ялик ткнулся носом в берег, Чеботарев вылез, расплатился с китайцем и, шагая по пляжу, чтобы отогнать подспудно давивший его неприятный осадок, оставшийся после слов перевозчика, неожиданно принялся загребать песок носками ботинок…

Полковник Костанжогло ждал Чеботарева у самого начала протоки, спрятавшись в тень от куста. Сам кустик был маленький, и, чтобы укрыться от солнца, Костанжогло пришлось, подстелив платочек, усесться прямо на землю.

Вид весьма солидного дяди в чесучовом костюме, светлой шляпе и белых парусиновых туфлях, сидящего под кустом и при этом важно поигрывавшего тросточкой, рассмешил Чеботарева, и он, забыв про китайца, громко рассмеялся.

– Простите, милостивый государь, – Чеботарев, явно дурачась, шутовски поклонился. – Эта река, случайно, не Сена?

– Нет, – показывая, что шутка принята, Костанжогло усмехнулся и, поднимаясь с земли, ответил почти серьезно: – Это, как вы сами понимаете, только Сунгари, но для вас, полковник, все может перемениться…

– Что уж в нашем положении может перемениться? – вздохнул Чеботарев и, махнув рукой вдоль пляжа, предложил: – Идемте, полковник, подыщем местечко поудобнее.

Они медленно пошли вдоль песчаного пляжа, на котором там и сям в самых живописных позах расположились группы молодежи. Юные девушки, делая вид, что они загорают, принимали самые соблазнительные позы, а юноши шумно бросались в речку, а потом нарочно брызгали в угревшихся на солнце подруг водой, отчего кругом царило всеохватывающее веселье.

Некоторое время Костанжогло занимался созерцанием, но потом, явно возвращаясь к уже сказанному, повернулся к Чеботареву.

– Кстати, полковник, я насчет перемен не шутил. Я остаюсь здесь, а вот вам предстоит и в самом деле перебраться поближе к Сене.

– Значит, переберемся, – с самым безмятежным видом согласился Чеботарев и неожиданно, кивнув в сторону веселящейся молодежи, добавил: – Вот ведь время-то…

– Время как время, – суховато ответил Костанжогло и упрямо вернулся к прежней теме. – Мне бы хотелось получить информацию.

– Это можно… – Чеботарев приостановился, зачем-то посмотрел на противоположный берег и тихо заговорил: – Судя по всему, союзники готовы на какое-то время оставить большевиков в покое, а нас предоставить самим себе.

– Согласен, – кивнул Костанжогло и добавил: – Вот только как японцы?

– Они просто сменили тактику. Знаете, есть тут такой Мияги, скорее всего офицер генштаба. Так вот он уж очень ретиво меня обхаживает и, пожалуй, принимая во внимание мое прошлое и то, что я знаю, японцы постараются прибрать меня к рукам.

– Вы хотите сказать, полковник, – Костанжогло повернулся к Чеботареву, – что покинуть Харбин вам будет затруднительно?

– Именно так, – усмехнулся Чеботарев. – Если только я не пойду к ним на службу.

– А как же Европа?

– Не беспокойтесь, приходилось выкручиваться и не из таких ситуаций…

Внезапно полковник замолчал и остановился. Его внимание привлекли дети, игравшие прямо на пляже в серсо. Девочка-подросток в чопорном купальнике со множеством оборок бросала кольца, а маленький мальчик, лет семи, скорее всего ее брат, старательно пытался поймать хотя бы одно.

Босой, одетый в матросочку, с бескозыркой, браво сдвинутой на затылок, он, высунув от усердия язык, бросался к летящему в воздухе кольцу, а потом, в очередной раз промахнувшись, обиженно поджимал губы и отворачавался, делая вид, что смотрит на воду.