На голове подпоручика красовалась фуражка с красной звездой, в то время как его товарищей, помогавших одолеть увал, по виду можно было принять за весьма зажиточных мужиков. Еще двое таких же «цивильных», прилично поотстав, шли сзади, придерживаясь следа, прорезанного колесами телеги.

Замыкающим в этой крошечной колонне был не кто иной, как сам полковник Кобылянский и сопровождавший его Костанжогло. Они только что перебрались через стремительную, но неглубокую речку и теперь, поглядывая на всякий случай по сторонам, обменивались впечатлениями.

Окружавший их лес был полон птичьего щебета и той влажной, пахучей свежести, которой всегда отличается раннее утро. И еще за ними как бы следовал постепенно слабеющий запах смородинового листа, почему-то особо густой там, возле только что перейденной вброд речки.

Наверно, поэтому, вспомнив быструю, синюю воду, чуть ли не ревущую у острых камней, торчавших на мелководье, Костанжогло вздохнул:

– Места-то какие дикие! В речушке, чай, рыбы полным-полно. Вот бы нашего Чеботарева сюда. Он же у нас рыболов-охотник…

– Это точно… – приостановившийся на минутку Кобылянский улыбнулся. – Помню, мы с ним год назад вот примерно в таком месте застряли. Рыбой питаться пришлось…

– Что, сырой? – не понял Костанжогло.

– Ну зачем же, – усмехнулся Кобылянский. – Сырая, это на любителя. А наш, как вы изволили выразиться, Чеботарев изумительно рыбку над костром на рожне жарит. Не изволили пробовать?

– Да как-то не пришлось, – Костанжогло остановился рядом с Кобылянским и, посматривая по сторонам, раздумчиво заметил: – Выходит, полковник еще и кулинар…

– Еще какой, – охотно подтвердил Кобылянский. – Рыбка, я вам скажу, была объеденье. – И тут же, возвращаясь к прежним мыслям, спросил: – Скажите, полковник, как по-вашему, Чеботареву удасться докопаться, кто именно напал на вашего офицера?

– Кто именно, возможно… – Костанжогло немного подумал и весьма пессимистически заключил: – А вот кто приказал, вряд ли. Слишком много заинтересованных.

– Но хоть бы вашего человека удалось вытащить… – заметил Кобылянский и, отдышавшись, снова зашагал вверх по склону.

Костанжогло сразу по прибытии обстоятельно доложил все полковнику, и разговор на ходу мог означать только одно – Кобылянский начал обдумывать дальнейшие действия…

Костанжогло не ошибся. Пройдя шагов тридцать, Кобылянский повернулся к нему и тихо сказал:

– По возвращении передайте Чеботареву, чтоб, как только все утихнет, перебирался в Европу, там главная каша заварится. Однако и здесь тоже глаз нужен. Вы уж, полковник, не сочтите за труд, обоснуйтесь как следует в Харбине, ну а я соответственно остаюсь тут…

Костанжогло молча кивнул и показал на толстую осину, с которой длинными лоскутами свисала зеленовато-бурая, недавно содранная кора.

– Смотрите, Топтыгин балуется.

– Неудивительно, сейчас их время, – отозвался Кобылянский и поторопил спутника: – Приналяжем, полковник, наши вон уже на увал вышли…

Действительно, занятые беседой они подзадержались, и их спутники уже ждали возле остановившейся на самом верху подводы. Когда же припозднившиеся полковники тоже одолели склон, их глазам открылась удивительная картина.

Посередине ровной, поросшей травой поляны серо-угрюмым углом возвышался неизвестно как сюда попавший огромный камень. А вокруг весело белели стволами и переливались листвой березы, словно вырвашиеся из наполненной мошкарой чащи.

– Ну, вот он, Дик-камень… – Кобылянский показал на середину поляны и совершенно буднично добавил: – Господа, не будем терять времени.