– Подойдите к окну и посмотрите вниз.

– На Флит-стрит? Прекрасно знаю, как выглядит эта улица.

– И все-таки исполните мою просьбу. Взгляните на противоположную сторону, на второй фонарь справа.

Гастингс послушался.

– Там стоит человек и читает газету. Ничего особенного.

– А стоит он на этом месте исключительно для того, чтобы я, не дай Бог, не вылезла в окошко, не спустилась по стене – заметьте, на глазах у всех – и не предалась предосудительным увеселениям. Кроме того, вам отлично известно, что возле второго выхода из комнаты сидит горничная и стережет, чтобы я не сбежала. Когда я иду на работу пешком, она следует на расстоянии двух шагов. Когда еду в экипаже, вознице строго-настрого приказывают не выпускать меня нигде, кроме как на пороге этой конторы, где она уже ждет. А на балах и раутах рядом неизменно оказывается сестра или невестка. Даже в дамской комнате.

Вопреки ожиданиям Хелены перечисление мер предосторожности, предпринятых семьей Фицхью, не произвело на виконта ни малейшего впечатления.

– И это все?

– Скажите, каким образом миссис Монтит удастся уличить меня в скандальных действиях, если нельзя даже чихнуть незаметно?

– Я более высокого мнения о вашей изобретательности, мисс Фицхью. Да, пока еще бдительный надзор себя оправдывает, но пройдет немного времени, и вы придумаете способ вырваться из-под контроля. – Дэвид, умолкнув, пристально посмотрел на Хелену. В глубине его синих глаз светилось что-то опасно напоминающее искреннее участие. – Так вот, когда это произойдет и благоприятная возможность наконец-то представится, умоляю проявить мудрость и выдержку и осознать, что далеко не все пути в равной степени достойны внимания. Некоторые, причем самые привлекательные, ведут прямиком к катастрофе.

С этими словами он поклонился и ушел.

Хелена попыталась вернуться к работе. Мисс Эванджелина Саут была не только талантливым писателем, но и ярким художником-иллюстратором с твердой, умелой и в то же время сентиментальной рукой. Пруд выглядел очаровательно уютным и по-весеннему зеленым, домики вокруг утопали в кудрявых зарослях плюща, а в ящиках на окнах буйно цвела герань. Большое полено, служившее лодкой для черепах – сезонных переселенцев из теплых краев – украшали симпатичные камышовые букеты, слегка похожие на веники.

Но если раньше милые рисунки вызывали ностальгическую улыбку, то сейчас в душе родилось тревожное сомнение. Разве можно обнаружить хотя бы отдаленное сходство между жизнерадостной невинностью иллюстраций мисс Саут и откровенной непристойностью литературного опуса Гастингса?

Хелена достала роман и быстро перелистала. Каждый рисунок, который трудно было назвать иначе как порнографическим, убедительно доказывал ошибочность ее предположений: между тонким мастерством лиричных пейзажей «Старого пруда» и грязными картинками «Невесты из Ларкспура» невозможно было обнаружить даже отдаленного сходства.

Впрочем, за несколько страниц до конца рукописи попался пристойный рисунок. На этот раз невеста из Ларкспура оказалась одетой с головы до ног в платье, застегнутое до подбородка. Она лежала на траве, и широкие поля соломенной шляпы прикрывали лицо. Виднелись только губы, изогнутые в дразнящей – или насмешливой – улыбке.

Сейчас, когда неловкость созерцания откровенной наготы пропала, идентичность стиля иллюстраций бросилась в глаза Хелены с шокирующей определенностью. Да, догадка родилась не на пустом месте: выбор цвета, характер линий, густота теней полностью совпадали и говорили убедительнее любых слов.