Зейн пристально посмотрел на меня и, подняв руку, пробежал пальцами по волосам.

– Ты остановилась вовремя. Если не считать некоторого чувства усталости и… легкой раздражительности, у меня все хорошо, Букашка Лейла.

Сердце сжалось, когда он произнес мое детское прозвище.

– Легкой раздражительности?

Страж сдвинул брови, и на мгновение показалось, что он не собирается отвечать.

– Просто я стал более вспыльчивым. Не знаю, связано это с тем, что произошло между нами, или это естественный результат последних событий.

Кажется, я знала ответ на этот вопрос. Те, у кого забирают даже крошечную частичку души, так или иначе меняются. У одних это проявляется в перепадах настроения, другие становятся безрассудными, а кто-то склоняется к агрессии.

Вот и Зейн отчасти утратил доброту, свое самое ценное качество, и горько сознавать, что это моих рук дело. Пусть и неосознанно, но я совершила это, и никто из нас, прежде всего я, не проявил хотя бы немного здравомыслия, а слепо следовал своим чувствам. Никто из нас не задался вопросом, почему вдруг я могу целовать, не забирая душу.

А между тем, как однажды заметил Зейн, мы могли многое себе позволить и без поцелуев.

Странно, но сейчас, находясь рядом с ним, я вдруг поймала себя на мысли, что мне совсем не хочется выпить душу. Пожалуй, я впервые заметила отсутствие этого желания. После того, как от меня отвернулся мой клан, я жила с Ротом и Кайманом, и, поскольку оба они бездушные, я даже не задумывалась о кормежке – при том что все свои семнадцать лет боролась с этим искушением.

И вот теперь, хотя меня снова окружали души, никакого желания попросту не возникало.

Может быть, сегодняшние события потрясли меня настолько, что лишили этой потребности?

– Прости, – сказала я наконец, обратив свой взгляд на улицу за окном. Шла вторая неделя декабря, и небо над Вашингтоном налилось серой тяжестью, дул резкий ветер, наполняя воздух запахом снега. – Я так сожалею, Зейн.

– Не извиняйся, – поспешно произнес он. – Не смей извиняться передо мной. Я не жалею ни о чем, что произошло между нами. Ни на мгновение.

А я?

– Как бы то ни было, я хотел говорить не о себе. Ты в порядке? – спросил он. – То, что они сделали…

– Все хорошо, – отмахнулась я и внутренне поморщилась от собственной лжи. – Меня исцелили ведьмы. Те, что поклоняются Лилит. Они дали Кайману какое-то зелье, и оно помогло. – Я тут же вспомнила, что Кайману пришлось пообещать им кое-что взамен, и мы с Ротом до сих пор не знали, какую сделку он провернул. – Понятия не имею, что они там намешали.

– Это настораживает, – произнес он с сарказмом.

Мои губы дернулись, и, когда я подняла глаза, наши взгляды встретились и не отпускали друг друга. Зейн подался вперед, облокотившись о стол.

– Лейла, я…

Тень упала между нами, и, посмотрев наверх, я сначала увидела ауру Стейси. Бледного мшисто-зеленого цвета. Весьма распространенный оттенок. Чистые души встречались редко, и, чем темнее аура, тем больше в ней греховного. При виде зареванного, в красных пятнах, лица Стейси у меня сжалось сердце. Я подвинулась, многозначительно взглянув на Зейна. В его глазах читалось, что наш разговор не окончен.

– Как ты? – спросила я подругу, зная, что это глупый вопрос.

– Все в порядке. – Ее голос говорил об обратном. – Мне просто нужно было побыть одной минутку или пять. – На самом деле прошло минут десять, но она могла себе позволить сколь угодно долгое отсутствие. Стейси помолчала, проведя ладонями по щекам. – Я в порядке, правда?

Я выдавила из себя улыбку, хотя подступившие слезы обжигали глаза.