– Аждаха! Это месть Аждахи. Великий Змей требует жертвы.
– Глупец! – вскричала Гаухаршад. – Кто верит в выдуманные для детей сказки? Если не заставишь рабов взяться за вёсла, пойдёшь первым кормить рыб!
Но обезумевший от страха надсмотрщик не слышал её. Ханика попыталась сама приказать невольникам, но на неё взглянули с такой яростью, что впервые госпожа отступилась. Она затихла, веря, что волны рано или поздно вынесут их на берег, или рассеется тьма, и придёт рассвет, который укажет дорогу. Гаухаршад думала об этом неустанно и не заметила большую волну, пришедшую со шквальным порывом ветра. Волна, как щепку, вознесла судно и сразу низвергла вниз. Лодка перевернулась мгновенно и накрыла собой людей. Холодная осенняя вода объяла барахтающиеся тела. Люди ещё пытались ухватиться за скользкие бока перевёрнутого чёлна, но его вырвало из мечущихся рук и унесло прочь.
Когда тёмная глубина потянула за собой Гаухаршад, она не поверила тому, что это происходит с ней – могущественной и неуязвимой. Судьба всегда хранила её, она помогала спасаться от чужой зависти, последствий глупостей и неосторожностей. Дочь великого хана с рождения пребывала на недосягаемой высоте и вот теперь погибала так глупо рядом с ничтожными невольниками, не стоившими даже перстня на её пальце. Она гневно закричала, бросая последний вызов судьбе или самому Всевышнему, но охрипший рот лишь хватил ледяной воды, а крик потонул в рёве волн. Силы закончились, но женщина всё не сдавалась, барахталась и выбиралась из очередной волны. Голова ханики Гаухаршад скрылась под водой самой последней. Сильные, крепкие невольники, не имевшие и половины железной воли своей госпожи, исчезли раньше. Она пошла ко дну, не ощущая ни холода, ни страха, блаженное тепло вдруг охватило её, и свет прорезал тьму. Чьё-то лицо склонилось над ней. То был Турыиш, она узнала его улыбку, глаза мужчины, которого любила по-настоящему. «Не бойся, – прошептал он, – идём со мной…»
Перевёрнутую лодку всю ночь носило по волнам и прибило к берегу ранним утром. Рыбаки видели, как среди камышей бродили воины, они пытались отыскать выкинутые водой тела, но так ничего и не нашли. А местные жители с некоторых пор стали уверять, что в бурю расступаются волны Кабана, и на берег выходит царевна, требующая в жертву мальчика. А вскоре эти рассказы превратились в ещё одну легенду…
В тот час, когда воды Кабана поглотили ханскую дочь, эмир Булат-Ширин не ведал о том и завидовал судьбе Гаухаршад. Он смотрел на прохудившееся ночное небо, едва видное в узком оконце его темницы, и думал о своей жизни. Он прошёл длинный путь первого вельможи, который добился наивысшего почитания, несметных богатств и немереной власти. Многое улу-карачи познал в этой жизни, все склонялись перед ним, даже ханы не осмеливались перечить. Теперь смерть караулила его в тоскливом вое ветра. В шуме дождя, хлеставшего по каменной мостовой, он слышал шелест крыльев Джабраила. Булат-Ширин знал: смерть придёт завтра, и мало кто из заговорщиков уцелеет. Спаслась лишь она – хитроумная ханика Гаухаршад. Булат-Ширин усмехнулся, тяжело опустился на грубо сколоченную лежанку. «Ох, Гаухаршад! Так и не довелось в этом мире быть нам вместе. А случись это – не было бы силы могущественней нашей! Вот и сейчас ты спаслась, мчишься в Ногаи или тюменские степи. Вспоминаешь ли обо мне, узнике, доживающем свои последние часы?» Ширинский эмир не заметил, как заснул, накрывшись плащом, но холод вскоре разбудил его. И он, владетель бессчётных богатств, принялся зябко кутаться в грязное сукно и мечтать о кучке хвороста и маленьком костерке на сыром каменном полу кельи.