– Мне пора, – сказала Машенька.

– Оставайся… – откликнулся он.

– Нельзя, мама будет волноваться. А обманывать я не привыкла.

– Утром вместе в университет пойдём.

– Представляешь себе, как это мы с тобой под ручку туда заявимся?!

– А что такого?

– Да ничего. Просто я к этому ещё не готова.

В окно опять стукнула ветка.

Да, первая близость с ней осталась в его сознании какой-то вспышкой. Не сказать, что очень яркой, но, как оказалось, под толщей времени упорно не потухавшей. Однако в тот осенний день он не придал событию особого значения.

Миновали лекции в университете, прошёл незаметно год. На каком же по счёту свидании он объяснился ей в любви? Впрочем, это не так важно. Важно, что объяснился. А она – нет. Ни слова о своих чувствах… Ни на первом свидании, ни на последнем, хотя было понятно, что чувства эти у неё были – и какие! Она ходила, как заворожённая. Это было видно невооружённым глазом.

Но однажды их застала его жена, проживавшая в другой квартире. Устроила скандал. Маша, и слова не промолвив, ушла. И всё. Как отрезало.

Поначалу он пытался объясниться. Сказать, что давно не живёт с женой, что супругами они числятся лишь в документах. Бесполезно. Она избегала встреч. Вскоре и из университета уволилась. Телефонные звонки оставались безответными, в подъезде дома её давно не видели. Был человек, и нет человека. Только в бесконечных снах его она продолжала жить, как ни в чём не бывало. Порой он просыпался: сон ли это? да сон! Переворачивался на другой бок, и прерванное видение продолжалось, как многосерийный фильм.

Однако тут, ранним черноморским утром, кроме видений и голосов появился запах, будто вновь повеяло на него ароматом анисовых яблок, и именно это подкинуло его в постели.

Вода в Чёрном море синяя-синяя, вдали она посветлее, вблизи, у пирса, – с зеленоватыми просветами. Булат закинул удочку, присел на швартовный гриб причала.

Но здесь природа вечнозелёная. Ни дуновения календарной осени. Пахло безмятежной вечностью. Только безлюдное побережье выдавало время года. Или курортные потребности здесь изменились?

На пирсе, однако, он был не один. Тучный мужчина в белоснежной бейсболке с козырьком назад и шортах на ремешке под животом всё забрасывал и забрасывал спиннинг. Уж высоко поднялось солнце, но оба упорствовали.

– Не клюёт, – наконец обречённо заметил незнакомец.

– Да, не клюёт, – вздохнул Булат.

– Надо к самому рассвету подходить. Знал ведь, но всё равно припёрся.

– Может, здесь вообще рыбы нет?

– Не скажите… Вчера окунь шёл, точно угорелый.

Необязательно разговорились, как это часто бывает в поездах дальнего следования или, как теперь, на неудачной рыбалке. Выяснилось, что они из одного города. А вдали от дома любой земляк – человек родной. Кроме того, они оказались одногодками, и детство их прошло у перерезавшей городской район железной дороги, только по разные её стороны. И две враждебные ватаги тех лет осыпали друг друга из-за железной линии фронта голышом, как шрапнелью, шли в атаку с громким «ура!». Да, было время!..

– Мне разок в лоб попали, – показывал шрам под чёлкой Булат. – Теперь это смешно, а тогда «скорую» вызывали.

Земляки ещё немного потоптались на пирсе и, не прерывая воспоминаний, пошли в прибрежный бар.

Выпили по кружке пива. Его звали Кирилл. Заказали ещё…

– Знал бы – рыбы взял с собой.

– Можно купить.

– Это всё не то-о… – протянул новый знакомый. – Вот у меня дома кефалёк сушится! Это – да! И окунь морской сковородки дожидается. А пойдём ко мне. Я тут недалеко угол снимаю в одном домике. Двор, сад… Посмотришь, как местные живут. Я каждый год с женой приезжаю туда, бронь железная.