– Лучше вас кто бы такой перевод сделал, опасаюсь, мне не выразить оригинальность слога этой эпохи, старорусских характеров и девичьей русской прелести. А как переложить ваш прелестный рассказ на другой язык? Нет, я не решусь, господин Пушкин.

Подхватил тему и Вяземский:

– Француз поймёт нашего дядьку, ведь такие и у них бывали, но как им понять верную жену верного коменданта? Для них это слишком!

Над шуткой смеялись все, в том числе и французский посол Барант.

В воскресенье десятого января играли свадьбу Дантеса с Гончаровой. Венчали в двух церквях – православной и католической. Наталья Николаевна была только в церкви, Пушкин туда не явился, и визит молодожёнов в свой дом отклонил. Как бы там ни было, но женитьба Дантеса на время успокоила всех. Друзья поэта вообразили, что время тревог осталось позади. Пушкин работал над статьями, искал, у кого взять в долг. Катрин из шикарной квартиры Геккерна привычно требовала от брата положенную ей сумму, разъясняя, что неудобно просить денег на мелкие расходы у приёмного отца Жоржа. Натали в доме Геккернов не бывала, виделись они лишь в свете. А вот Азя препятствий к визитам не видела, у старшей сестры она появлялась и примечала многое: печаль Катрин, скрытую за внешним спокойствием, и желание всех ввести в заблуждение. Сестра писала братьям о своём невероятном счастье, но эта «самая счастливая женщина на земле» спустя всего неделю направляла свой ревнивый лорнет на мужа, не опускающего долгого, жаркого взгляда с Натали. О, как на многое способны страстно обожающие женщины! По-видимому, и мадам Екатерина Геккерн научилась казаться счастливой, оставаясь на деле нелюбимой и молча страдающей от равнодушия её Жоржа.

В субботу всех ждал бал у графа Воронцова-Дашкова, где неугомонный француз, задетый за живое слухами, ходившими в обществе, решился идти ва-банк. Балы у супругов Воронцовых-Дашковых всегда отличались непревзойдённой роскошью и блеском. До шестисот гостей отдавали честь огромному дому на Дворцовой набережной, рядом с Зимним дворцом. Весь свет приглашали на бал граф Иван Илларионович и его очаровательная, юная, по-мальчишески проказливая супруга Александра Кирилловна. Несмотря на своё внешнее легкомыслие графиня однако примечала многое, заметила, что Пушкины приехали на бал явно после супружеской ссоры – он мрачен; она, едва не плача. Наташа в карете упрекала мужа:

– Со своей сестрой я вынуждена общаться чуть ли не жестами. Вынуждаешь меня вести себя столь же глупо, как и ты. Я устала играть роль почтенной матроны, сидящей в своём углу.

Александр Сергеевич быстро вскинул голову, сказал жёстко и цинично:

– Может, вы, сударыня, устали и от роли верной жены?

Белое лицо Натали пошло красными пятнами, она судорожно сжала отворот голубой шубки, отороченной светлым мехом. Азя примиряющим жестом вскинула руки:

– Мы уже приехали. Давайте оставим споры на десерт. Старая пословица «Милые бранятся – только тешатся» разве не про вас?

Пушкин на попытку свояченицы пошутить ответил хмурым взглядом, Натали и вовсе отвернулась, запахнувшись плотней в шаль.

На балу супруги, едва ответив на приветствия графа с графиней, разошлись по разным углам. Идалия Полетика это сразу усмотрела, поискала взглядом Дантеса. Жорж хоть и прибыл с женой, но, как только в зале появилась Наталья Николаевна, устремился к ней. Идалия перехватила пылкого кавалера на полпути, изящно помахивая веером, увлекла вроде бы пустой светской болтовнёй, улыбаясь своей обольстительной улыбочкой. На деле Полетика только что не шипела, пытаясь остановить молодого барона: