Я доволен, что вы живёте хорошо и дружно. Обо мне вообще не беспокойтесь и не думайте страшно, я вполне уверенно живу и буду жить. Писать больше будто бы нечего и не нужно.
Шлю всем боевой пограничный привет!
Геннадий.
9 июля 1942 г.
ЦГА ИПД РТ. Ф. 8320. Оп. 1. Д. 11. Л. 5, 6. Подлинник.
На погранзаставе. Май 1941 г. Паушкин – слева
Здравствуйте, дорогие папа и мама!
Во-первых, сообщаю, что я жив и здоров. Живу среди гор, греюсь у костра, варю кашу и по привычке сплетаю кавказские стихи. Жизнь, конечно, необычна. После красивых южных городов попал на лоно дикой природы. Куда ни глянь – горы и горы. Порой заходят в гости странники – тучи и окутывают нас сырой мглой. Несомненно, жизнь связана с трудностями, ибо мы, в конце концов, не туристы, а воины. Судьба открывает мне всё новые и новые картины, как бы исполняя давнюю заветную мечту. Зову я теперь себя «третьим кавказским пленником».[3] За эти дни я пересёк два больших перевала на большой высоте над уровнем моря. Теперь в долине возле шумливой реки разбросили мы свой шатёр. С Серёжей виделся недавно, он чувствует себя хорошо, стал также «альпинистом». Ехал я сюда со своим горным дружком, с конём, которого прозвал Эльбрусом в честь этой седой горы, увиденной мной впервые ещё с Кубани.
Перед этим письмом я вам послал два с Кубани и с гор. Не знаю, получили вы их или нет. Надеюсь, это письмо дойдёт. Нахожусь я вблизи Сухуми. За меня не беспокойтесь. Пока не пишите. С почтой трудно.
Привет всем родным и знакомым!
Привет Ирине!
С горным кавказским приветом, сын Геннадий.
3 сентября 1942 г.
ЦГА ИПД РТ. Ф. 8320. Оп. 1. Д. 11. Л. 7, 8. Подлинник.
Здравствуйте, дорогие папа и мама!
Целый месяц я не имел возможности написать вам. Это был месяц нашего путешествия по горам Кавказа. Опустить письмо не удавалось из-за отсутствия почты и определённой ППС[4].
За это время увидел наши южные курортные города, купался в море, проехал по родине Маяковского, снова попал в горы, ибо […][5] это […] крутые тропы, шумящие и бушующие реки. Здесь можно попасть в любые климатические условия, вплоть до тундровой полосы на […], где растут только мхи между […] и острых камней. Сейчас я окружён горами с седыми вершинами. Снег лежит там уже давно. Осень спускается к нам в лощину на стандартные санаторные дома в виде дождей и туманов. Уже глубокая осень, а всего 8 дней назад купался на […] и любовался игрой дельфинов. Да что 8 дней – за 24 часа я однажды пошёл от зимы к лету, в период передислокации с […]. На перевалах было до двух метров снега и пришлось жить в условиях зимы в землянках. Там, на горных хребтах и вершинах, наша слава, там мы заставили отступить врага и не пропустили его ни на шаг за […].
Г. Паушкин (справа) с командиром роты связи. 1943
С однополчанами (июнь, 1945). Г. Паушкин в первом ряду, справа. (Фотографии публикуются впервые.)
Помню, когда гремела наша горная артиллерия, в один из холодных, но ясных и солнечных дней, я получил, наконец, кучу писем. Это были радостные часы. Я получил мамочкину карточку и карточку Володи. Как он изменился! Он мне написал, и я ему благодарен за его заботы. Также получил письма от Германа и Ирины.
Теперь я имею [их] адреса, думаю, что наша жизнь станет стабильной и всё будет хорошо. Мы были в тяжёлых условиях боя, сейчас вроде как на отдыхе, да ещё в окрестностях санатория, где течёт натуральный нарзан, который мы и употребляем вместо воды.
Друзья мои все целы и невредимы. С Серёжей мы ехали в одном эшелоне, Володю Скульского не видел, т. к. он в другом подразделении, но также жив. За эти интересные дни много покушал фруктов, главное виноград (15–20 р. кило) и попил… Встретил я здесь груши с баранью голову, и такие сладкие, каких я никогда не ел. Впечатлений много.