■ ■ ■

«Он обладал удивительным телом, он подчинялся ему, вслушивался в него, расточал его, обдумывал. По сути, именно это и ставит ему в вину неувядаемый дух ханжества».

■ ■ ■

«Он был бы очень хорош, если бы не был так безобразен».

■ ■ ■

«Он был более деятельным, более живым, чем дюжина обывателей. Он был любителем с сотней интересов, дилетант в пятидесяти областях».


«Так что же, он – шарлатан? Если угодно, да, когда приходится, но шарлатан, признающийся в своем шарлатанстве, чего не случалось ни до, ни после него, и при этом каждый раз уточняющий истинную – сексуальную – причину всех суеверий. По сути, он похож на Фрейда, но с добавлением комизма».

■ ■ ■

«Неудивительно, что при таком основательном аппетите и неутомимом потреблении качество женщин не всегда на высоте. Когда чувственность обладает таким верблюжьим желудком, приходится быть не изысканным гастрономом, а обыкновенным обжорой».

■ ■ ■

«Женщины, его соратницы, часто как бы волею случая связаны между собой узами родства или близости – это сестры, подруги или даже мать с дочерью. Протрем глаза и прочтем: «Мой дух и моя плоть – единая субстанция»… Благодаря этой субстанции и благодаря неотъемлемому от нее презрению к рабству и смерти, стены раздвигаются, враги исчезают, счастливые случаи множатся, выход из тюрьмы становится возможным, игра оборачивается выигрышем, самоубийство откладывается, из побежденного безумия извлекается польза, и разум (во всяком случае, некий высший разум) торжествует победу».

■ ■ ■

«Его система состояла в том, чтобы не иметь никакой системы. Его причудой была попытка продлить сладострастие».

■ ■ ■

«Свои приключения он немедленно обращал в увлекательные истории, которыми занимал общество».

■ ■ ■

«Своей безудержной откровенностью и безмерной самовлюбленностью он из авантюрной жизни очаровательного плута создал сюрреально громадную историю о неотразимом соблазнителе. Так он стал легендой».

■ ■ ■

«Что истинно в мифе, который он творил о самом себе?»


«Его превратили в циркового медведя. Ожесточенно искажают его образ… представили его куклой, любовной машиной, более или менее старческой или смешной марионеткой».

■ ■ ■

«Он был естественным сыном жизнерадостного восемнадцатого века, венецианским бастардом и космополитом. Везде он любил и везде был любим».

■ ■ ■

«Он вторгался всюду и не принадлежал никому, король паразитов, вечный жених, вечно налегке».

■ ■ ■

«Он с быстротой молнии перелетает от княжеской трапезы к тюрьме, от мотовства к ломбарду, от роли соблазнителя женщин к роли сводника и, собрав все силы, направляет их в единый поток и вновь подымается на поверхность, высокомерный в счастье, спокойный в несчастье, всегда и всюду полный мужества и уверенности. Ибо мужество – это подлинное зерно его жизненного искусства, его основное дарование: он не бережет своей жизни, он рискует ею; он единственный из многих и осторожных решается рисковать, рисковать всем – собой, каждым шансом и случаем».

■ ■ ■

«Он пришел из ничего и хотел иметь все, всем наслаждаться и быть любимцем богов и людей. Он так сильно прославлял свои успехи, как если бы сам в них сомневался. Он постоянно жаждал новых приключений, знакомств с новыми людьми и овладения новыми женщинами. У него всегда было лишь одно побуждение – духовное и чувственное удовольствие, по любой цене, без раскаянья или моральных сомнений. Самый светлый герой рококо, желающий лишь развлекать себя и других, не оставлял после себя груды жертв, как древние соблазнители, но напротив – радостных счастливиц, которым он богато отплатил равным наслаждением. Вместо того чтобы рушить сердца и клятвы, красть девственность и приданое, обманывать супругов и женихов и вводить в отчаянье целые семейства, он почти всегда делал своих возлюбленных счастливыми, как мы слышим из его собственных уст и читаем в сохранившихся и опубликованных подлинных письмах его подруг. Многие женщины продолжали любить его, хотя он давно их покинул. С ним они побывали в волшебной стране счастья».