Человек не ответил. Он был уже немолод. Луна освещала его длинную седую бороду и придавала его худощавой фигуре более роста, чем он имел. Молодая женщина подняла голову с медвежьей шкуры, разостланной на санях. В её глазах отражались звёзды. Она была бледна. Её волосы густыми блестящими локонами падали ей на плечи, и она что-то крепко прижимала к своей груди.

– Они кого-то гонят, – ответил мужчина, осматривая казённую часть своего ружья, – должно быть, оленя. Не волнуйся, Иоанна. Сейчас мы остановимся в ближайших кустах и посмотрим, не найдётся ли у нас пороху посуше. Эх, вы!.. Милые!.. Вперёд! Живо!

И он щёлкнул плетью над спинами собак.

Из свёртка, который молодая женщина держала у груди, послышался слабый детский плач. И далеко позади на него ответили со всех сторон голоса собиравшейся стаи.

Наконец-то Казан отомстит! Он не спеша отправился в путь, имея всё время Серую волчицу рядом с собой, и останавливался каждые триста или четыреста ярдов, чтобы лишний раз послать призывный клич. Какая-то серая фигура наконец присоединилась к ним из темноты. Затем другая. Ещё две выскочили откуда-то сбоку, и вместо одного голоса Казана завыло их несколько. Число волков всё росло и росло, и по мере того, как их становилось всё больше и больше, они бежали всё скорее и скорее. Четыре – шесть – семь – десять – четырнадцать…

Собралась целая стая, все матёрые, со старыми, смелыми вожаками. Серая волчица была среди них самой юной и потому всё время держалась около Казана. Она не могла понять, что означали эти его пылавшие красные глаза и щёлкавшие зубы, и даже если бы и поняла, то всё-таки не сообразила бы ничего. Но она чувствовала, и её тоже приводила в волнение эта вдруг вспыхнувшая в Казане страшная и таинственная жестокость, которая заставила его забыть обо всём, кроме предстоящего нападения и желания загрызть до смерти.

Стая не подала больше ни звука. Слышно было только тяжкое дыхание и топот множества ног. Волки бежали быстро и тесно. Казан шёл во главе. За ним, у его плеча, следовала Серая волчица.

Никогда ещё Казан не испытывал такой жажды убийства, как теперь. В первый раз в жизни он сейчас не боялся человека и не испытывал страха перед дубиной, плетью и даже перед той вещью, которая несла с собой огонь и смерть. Он стал бежать ещё быстрее, чтобы догнать наконец путников и вступить с ними в борьбу как можно скорее. Всё безумие его четырёхгодичного рабства у людей и все полученные от их рук обиды жгучим огнём текли теперь по его жилам, и когда наконец он увидел вдалеке перед собою двигавшуюся группу, то из его груди вырвался крик, которого Серая волчица всё-таки не поняла.

В трёхстах ярдах от этой двигавшейся группы тянулась опушка леса, и вот к ней-то и побежали Казан и его товарищи. На полпути к лесу они уже почти настигли добычу, и вдруг она остановилась и на снегу появилась тёмная неподвижная тень. От неё прыснул огненный язык, которого всегда так боялся Казан, и как раз над своей головой он услышал прожужжавшую мимо пчелу смерти. Но теперь он не обратил на это внимания. Он резко залаял, и волки помчались за ним, пока наконец четверо из них не отделились от стаи и не присоединились к нему вплотную.

Второй выстрел – и на этот раз пчела смерти пронизала от груди и до самого хвоста громадного серого зверя, бежавшего рядом с Серой волчицей. Третий, четвёртый, пятый огни от этой тёмной тени – и Казан сам вдруг почувствовал, как что-то острое, горячее, точно раскалённое железо, скользнуло вдоль его плеча, обожгло его и сбрило на теле шерсть.