– Что же вам дают? Мало, что ли?

– Мало не мало, а есть нечего, – замечает Терешкин.

– Мы бы сами-то лучше, – скромно говорит командный кашевар, трубач Алифанов.

– Какой же обед был у вас сегодня?

– Да кто его знает! Вареные огурцы, слизни какие-то, а мяса почти не было.

Заглянул в меню. Действительно, соусы да фарши, а беф только один, блюд много, а всего помалу.

– Что делать, – говорю, – братцы. Помни присягу, ешь что дают!

– Мы что ж! Мы ничего. Так только, – послышались голоса. Я распустил команду и пошел к себе.

«Терпеть холод и голод и всякие нужды солдатские» имеет смысл тогда, когда избежать этого нельзя, но когда избегнуть можно, и очень легко можно, то всякое лишение уже становится под ответственность начальника. Я пошел к хозяину отеля и попросил уделить мне уголок плиты, давать мне на обед то, что я попрошу, и допустить на кухню двух казаков стряпать.

С большим сомнением в том, что из этого выйдет какой-нибудь толк, выслушал меня швейцарец, управляющий отелем, но согласился. Как обрадовались зато казаки, когда узнали, что завтра у них будут щи донские и картофель с салом.

30 октября (11 ноября), четверг. Утром занимался гимнастикой, потом двух отправил на стирку белья, двух – на кухню готовить обед и пятнадцать человек – в таможню на работы.

Многие ящики, особенно с инструментами и съестными припасами, закупленными в Одессе, разбились, у других оказались повреждения. Купили доски и на берегу Суэцкого канала под громадным навесом французской компании устроили плотницкую мастерскую. Застучал русский топор, и работа закипела. Одни строят ящики, другие забивают менее поврежденные в клетки, третьи надписывают, четвертые увязывают, я с С.Э.С-м наблюдаем, осматриваем, надписываем.

По порт-саидским понятиям дьявольский холод, по нашим хорошо – градусов 16° R[19] в тени и 22° R на солнце. Работа кипит с двух часов до восьми вечера непрерывно.

В восемь часов обед. У меня такая пробная порция на столе, что я думаю, не съесть ли мне ее всю и отказаться от чопорного скучного обеда в столовой отеля. Великолепные щи смастерили Терешкин с Алифановым, щи из свежей капусты с помидорами и луком. Это может понять только тот, кто уехал давно из России, кто пьет вареный чай с перцем и ест, всё поливая красным стручковым перцем и соей.

Итальянский консул спрашивал у нашего консула – правда ли, что белые бородатые люди настоящие казаки, и, получив утвердительный ответ, выразил крайнее изумление, что еще не было скандалов, никого не зарезали и не ограбили. «Скандалы будут», – сказал он с уверенностью. «Посмотрим», – подумал я.

31 октября (12 ноября), пятница. С восьми утра до пяти часов дня вся команда на работе в таможне. Ящики для галет вследствие спешности приемки их в Александрии оказались не обшитыми парусиной, а главное, не подписанными, где лежат галеты (для нижних чинов) и где бисквиты (для офицеров). Двадцать больших ящиков. Каждый надо вскрыть, посмотреть, обшить холстом, обвязать веревкой и надписать. Но люди соскучились ничего не делать на пароходе и работают охотно и весело.

Кругом кипит портовая жизнь. То и дело подходят тяжело нагруженные баржи. Несколько арабов и негров в живописных лохмотьях бегают и суетятся, снося вещи на берег. Иной ящик величиной аршина четыре в кубе и весом до шестнадцати пудов. Несколько человек его едва приподнимают. И вот его взваливают на спину несчастному носильщику, на грязную рогожную подстилку, он закидывает его поперек веревкой, обматывает веревку около лба, где у него тоже грязная подушечка, и тащит, согнувши сухие волосатые ноги, эту тяжесть один. Да еще посмеивается.