Сейчас, когда они шли вдвоем от желтой коробки метро «Балтийская», подпертой грязно-белыми колоннами, вдоль набережной пресного Обводного канала, Стас громким и звучным голосом рассказывал ей мистические истории об этом странном месте. Его пальцы, украшенные массивными металлическими перстнями с черепами, активно жестикулировали в воздухе, словно он писал невидимую картину.

Недавно, когда она увидела его имя на экране вибрирующего смартфона, то какое-то время колебалась, брать ли трубку. Последний раз они общались год назад, в тот самый день, когда Макс покончил с собой. Тогда он сразу приехал и все организовал, позвонил в скорую и полицию, а она лежала на постели как застывший манекен…

Иша нажала на зеленую кнопку и на значок громкой связи. Ей не хотелось брать телефон в руки. Стас разговаривал так, словно они никогда не переставали общаться. Как в те времена, когда они втроем бродили по городу после занятий, просто дурачась или дорисовывая в блокнотах картинки друг друга. Слушая его голос, она молчала, пытаясь понять, что чувствует.

Он рассказывал ей о каком-то заводе в центре города, который был странным образом связан с Максом.

– Это место может поменять твою жизнь, – наконец произнес Стас, – Иша, – ее имя он произнес с каким-то особенным теплом, – мы не общались около года, но я знаю… Черт, не знаю, конечно, но мне кажется, я чувствую, что с тобой происходит. Давай просто встретимся и сходим туда. Мне рассказали, что Макс нашел там золотой лотос. Ты что-то знаешь об этом?

Она не знала про лотос. Точнее знала, но не могла вспомнить, что именно. Иногда этот образ стоял перед глазами, вызывая какую-то страшную тоску, и тогда она отгоняла его. Один раз Иша попробовала нарисовать золотистый цветок и, взглянув на рисунок, в ужасе побежала с ним в ванную, кинула его в раковину и трясущимися руками подожгла.

Иша уже хотела ответить Стасу, что не знает ничего и очень занята важными проектами, но последний аргумент все-таки заставил ее согласиться.

– В конце концов, мы можем просто порисовать на стенах, так что ничего не потеряем, не правда ли? Помнишь, мы давно хотели сделать это.

Особая поэзия полуразрушенных заводов хранила тихое, волнующее очарование, и она любила бывать в подобных местах. Иша снова вспомнила Макса, который однажды отвел ее в старинное полуразрушенное здание – с его стен, шурша, осыпалась красная каменная крошка, когда они прикасались к ним руками и писали толстыми маркерами свои имена. Тогда он остановился у высокого окна без стекол, на втором этаже и долго смотрел вниз. Там, на темно-синем фоне неба, кружились и тихо летели вниз легкие пушинки снега, подсвеченные одиноким желтым фонарем. «Прыгнуть?» – бесстрастно спросил Макс у Иши, когда она слегка тронула его за рукав. Его глаза остекленело смотрели вниз, а нога шагнула к зияющему проему…

Она встряхнула головой, отгоняя это воспоминание, и стала смотреть на полувыбитые квадраты толстых стекол завода. Он давно тянулся слева темно-красной, присыпанной серой пылью кирпичной стеной и взирал безразличными глазницами немытых окон в ржавых решетках на проходящих мимо людей и канал, который, если верить красочным историям Стаса, раз в несколько лет требовал человеческих жертв, потому что был построен на древних капищах. По легенде, при строительстве демонические могилы были потревожены и духи завладели коричневатой водой, закованной в безыскусные гранитные плиты.

Под воздействием рассказов Стаса у Иши закружилась голова, а в висках что-то неприятно закололо. Она представила, как из канала медленно, с трудом цепляясь за усталый камень длинными блестящими от воды руками, которые заканчиваются чем-то напоминающим клешни, вылезает зеленоватое тело: на спине монстра аккуратный акулий плавник, с налипшим на него грязным илом. Его длинные жабры противно трепыхаются на неестественно толстой шее, украшенной пятнами мазута и бензиновыми разводами. Голова выглядит как плоский треугольник, слепленный из мяса, на который посадили большие черные глаза с белыми точками в центре, вместо носа – щель, похожая на замочную скважину. А рот, рта на треугольнике нет, он ниже – грудь посередине раскрывается словно рана, в которой с двух сторон застряли острые наконечники зубов…