– Стой! Гейша, стоять! – отчаянно закричала Вера, не справившись с голосом.

Неожиданно, словно из ниоткуда, появился какой-то мужчина. Минутой раньше Вера и не видела, что рядом кто-то есть. Откуда он взялся? Из-под земли выскочил? Куда он лезет, идиот конченный! Сейчас прямо под копыта угодит.


– В сторону! – крикнула ему Вера. – С дороги!

Но мужчина, не слушая ее, бросился наперерез понесшей зверюге; прыгнул, казалось, под самые копыта; ухватился за повод и повис на нем всей своей тяжестью.

Гейша замотала головой из стороны в сторону, дернулась вперед, протащив незнакомца несколько метров по земле. Но тот не отпускал поводьев – вцепился намертво. Вера видела очень близко его крупные, сильные, крепко сжатые кулаки.

Гейша взбрыкнула, заржала и остановилась так резко, что Вера едва не вылетела из седла. Мужчина поднялся, отряхиваясь от прилипших к брюкам комьев земли.

– Зачем вы это сделали? Кто Вас просил сигать под копыта лошади? – спешившись, спросила его Вера. Она не успела еще отдышаться, опомниться после бешеной гонки, и голос прозвучал резко, пожалуй, даже гневно. – Она бы покалечила вас!

Сейчас она смогла как следует разглядеть своего спасителя. Теперь понято, почему она сразу не заметила его. В сумерках, на фоне простиравшегося почти до горизонта недавно вспаханного поля она просто не рассмотрела его, одетого, в темно-зеленые армейского покроя брюки и бурую бесформенную куртку-толстовку – словно специально для того чтобы быть почти не различимым в полутьме. Мужчина оказался высоким; и, соскочив из седла на землю, она поняла, что на него придется смотреть снизу вверх.

Черты лица правильные, резкие, скорее восточные: крупный нос с небольшой горбинкой, густые темные брови, резкие скулы, твердый подбородок, а в глазах словно плещется и густо переливается расплавленный серый свинец. Вокруг твердо сжатых губ залегла упрямая морщина-стрела, и густые, начинающие седеть волосы, отрасли почти до самых плеч. Типаж – Врубелевского Демона. Во всем его облике чувствовалось некоторое природное, острое обаяние – но такое, которое называют обычно «обаянием отрицательного героя».

Вере он, пожалуй, скорее понравился – такой колоритный персонаж; и она уже пожалела о вырвавшихся у нее резких словах. Но было поздно, и мужчина, услышав ее отповедь, иронично усмехнулся и ответил:

– Простите, что вмешался. Нужно было дать вам сломать себе шею.

Голос у него был низким, бархатным, слегка хрипловатым. От его звука у Веры захолонуло сердце и, сердясь на себя, она отрезала:

– Я бы справилась, я в седле с десяти лет. И к тому же у меня свой конноспортивный клуб.

«Зачем я оправдываюсь? Я этого хмыря вижу впервые в жизни. Спаситель, тоже мне! Без него бы не разобрались», – сердито оборвала себя она и, отвернувшись, поставила ногу в стремя. И тут же вздрогнула, ощутив, как теплая твердая ладонь осторожно придержала ее за предплечье.

– Я бы не рискнул сегодня снова садиться на эту лошадь, – мягко посоветовал он.

– А я рискну, – запальчиво отозвалась Вера. – Животному нельзя давать спуска, иначе оно выйдет из-под контроля.

Она лихо взлетела в седло, и направила коленом все еще раздраженно фыркавшую Гейшу в сторону клуба. И лишь через несколько мгновений обернулась. Солнце уже укатилось за горизонт, небо почти совсем потемнело, и в наступившей черноте фигура незнакомца, так неожиданно и дерзко вмешавшегося в ее жизнь, почти не просматривалось. И сердце Веры тревожно сжалось, будто почувствовав приближение скорой беды, стало тоскливо и восторженное настроение исчезло.