Как правило, армию набирали весной, летом и осенью воевали, а зимой воинство распускали по домам. Поскольку воевали обычно летом, войска маршировали в основном ночью, с факелами и музыкой. Ночные переходы составляли в среднем шесть фарсангов (около 36 км). Кавалерия шла значительно быстрее. Например, в 1795 году Ага Мохаммед-хан прошел со своей кавалерией из Тегерана в Тифлис за каких-то пятнадцать дней, делая по одиннадцати фарсангов в день.

Находясь в походе, войска жили почти полностью за счет контрибуций и грабежей, через которые они проходили. Если население было дружественным, то шах мог в виде компенсации освободить его на год-другой от налогов. За что воевали воины каджаров? Разумеется, не за величие своей страны и своего шаха, а исключительно за добычу. Каждый мечтал за лето награбить как можно больше, чтобы зимой вернуться домой состоятельным человеком.

Став правителем каджаров, Ага Мохаммед сумел объединить разрозненные тюркские племена и немедленно двинул их в карательный поход по всей Персии. Военачальником этот маленький тщедушный кастрат был толковым. Вскоре перед ним пали Исфахан, Шираз и Керман.

– Города падают мне в руки, как перезревшая айва! – смеялся карлик.

Каждый из захваченных городов Ага Мохаммед отдавал на три месяца на разграбление своим воинам.

– Вы честно заслужили испытать радость жизни! – говорил он своим верным каджарам. – Наслаждайтесь и обогащайтесь! Я же буду радоваться за вас!

Надо ли говорить, что после этого в поверженных городах оставались только груды растерзанных трупов и стаи бродячих собак.

Восток всегда отличался жестокостью, но такого ужаса Персия не переживала ни до, ни после. В Кермане на главной площади выкалывали глаза десяткам тысяч мужчин. Вырезанные глаза скидывали в большие плетеные корзины и каждое утро ставили на пороге шахского дворца. Ага Мохаммед, выходя утром на двор после сна, с удовольствием любовался жутким творением рук своих, над которым кружили мириады мух. Он с нежностью брал в руки вырванные глаза и играл ими, как дети играют камушками, перекидывая из рук в руки. Затем карлик шел к сложенной посреди дворцового двора огромной пирамиде. О, эта пирамида была еще страшнее наполненных глазами корзин, так как состояла из тысячи голов плененных врагов. Только налюбовавшись своими жуткими трофеями, Ага Мохаммед отправлялся пить сладкий шербет…

Участь женщин была не менее страшной, чем участь их мужей. Около десяти тысяч девочек и молодых женщин из захваченных городов были отданы на потеху воинам, остальные обращены в рабство. Последнего правителя царствующей династии Зендов Лутф-Али-хана злобный карлик вначале лично ослепил, а затем в течение нескольких дней четвертовал, наслаждаясь душераздирающими воплями поверженного врага.

Зная неистовый нрав Ага Мохаммеда, можно только удивляться и благодарить судьбу, что в свое время он совсем иначе поступил с захваченными в плен российскими морскими офицерами…

Зверски уничтожив всех соперников и превратив страну в руины, Ага Мохаммед-хан заявил:

– Я заботился не о том, чтобы самому утвердиться на престоле, а чтобы возвратить все потери, понесенные Персией во времена междоусобиц! Поэтому даю обет не принимать титула шаха до тех пор, пока власть моя не будет признана на всех землях персидских!

– О, великий, куда же ты направишь свой пронзающий взор, прежде всего! – целовали носки его туфель запуганные вельможи.

Ага Мохаммед скривил свое и без того сморщенное лицо, ощерил беззубый рот:

– На Грузию, эту мою законную провинцию, которая посмела заявить о самостоятельности! Клянусь, что я возьму себе титул шаха, пока не овладею Тифлисом!