– Какие сады, Замятнин? – Этот голос Мадатов не распознал.

– Те самые, Петров, откуда ты яблоки трескаешь. – Сейчас говорил уже Павел Бутович, а Петрова Валериан тоже вспомнил – его же батальона кругленький, мешковатый поручик, державший, впрочем, свой взвод исправно. – Мы же через них и заехали.

– Так я ему и сказал. Мы их выгнали, стало быть, наша усадьба. Он было в крик – мой полк, мой генерал! Я и объяснил пехоте, где их полк, а где наш. Он еще думал сопротивляться, но увидел, как эскадроны подходят, повернулся, позвал своих людей и повел к озеру. Наверно, топиться.

Товарищи Замятнина захохотали. Валериан тяжело, с усилием выдохнул. Его с первых же услышанных слов начала раздражать эта барчуковая интонация, визгливое тявканье щенка, знающего, что за спиной стоит стая мощных кобелей. Тон, слова, манеры, все было взято напрокат у Бутовича. Штабс-ротмистра уже не исправить, а корнета следовало учить.

Мадатов оттолкнулся от косяка и шагнул в комнату.

– Господа офицеры! – подал команду сидевший напротив входа Петров.

Все вскочили приветствовать батальонного.

– Что за история с егерями, корнет?

Замятнин, напрягшись и несколько побледнев, в нескольких словах повторил незамысловатую историю своей стычки с пехотным поручиком. На этот раз мальчик не хвастал, докладывал только существо дела, и, кажется, сам уже понимал, что поворачивается оно не к его выгоде.

– Двумя эскадронами опрокинули два взвода? Герои.

– Одним взводом, – почтительно поправил командира Бутович. – Остальные со мной за французами к лесу гнались.

«Сначала гнались, – подумал Валериан, – а потом повернули. Тогда-то егеря отступились». Спорить, однако, не стал, спросил только:

– Какой полк?

Замятнин и Бутович одновременно пожали плечами. Вместо них ответил Чернявский.

– Седьмой егерский, – услышал Мадатов за спиной голос поручика; как компаньоны Бутовича пропустили его появление, так и он не почувствовал шагов Фомы. – Седьмой егерский. Думали здесь остановиться, да мы их… потеснили немного. Поручик тот с квартирьерской командой шел. Теперь отошли они севернее по берегу озера, стали там в деревушке. Нам опять-таки лучше: знаем, что оттуда прикрыты надежно.

Пока Фома говорил, Валериан успел расслабить тело и собрать мысли. Поначалу, только он услышал номер полка, ярость застучала в его висках, колом стала в горле. Он готов был всеми полковничьими громами обрушиться на мальчишку, растереть наглого корнета по полу, выгнать из теплой, дымной комнаты на холод, в разъезд. Но рассудительный голос Чернявского остудил его, дал время размыслить и сообразить положение.

– Поедете со мной, Замятнин! – бросил он, уже поворачиваясь к Фоме. – Далеко деревушка?

– Версты полторы-две.

– Покажешь. Людей возьми, десятка хватит. Выбери тех, кто меньше устал.

– Всем досталось, – политично заметил Чернявский, но заторопился исполнять приказание.

Когда они подъехали к околице, было уже, наверное, к полуночи. Луна поднялась над лесом, но ей едва удавалось бросить узкую дорожку по стылой воде, как ее тут же заслоняли тучи, бегущие на юго-запад. Пока еще ветер был не силен, не колюч, но уже нес обещание скорого холода.

Дымом, жильем, кухней пахнуло еще где-то за полверсты, а вскоре гусары увидели и острые язычки кострового пламени, услышали гомон. А метров через пятьдесят их остановил первый секрет.

– Полковник Мадатов к генерал-майору Земцову. Верного слова не знаю.

– Ждать здесь. – Офицер, командир поста, был хмур и неразговорчив.

Валериан подумал, что александрийцы сегодня здесь гости не слишком желанные. Та же мысль одолела, видимо, и засопевшего сердито Чернявского. Замятнин и вовсе затесался в середину колонны.