Дом командира Линии и инспектора войск стоял в крепости, на площади; низменный, в один этаж, он представлял квартиру, достаточную для помещения. Мебель, до последняго стула, была сделана только пред самым приездом Григория Ивановича, в солдатских мастерских, и состояла из самых обыкновенных предметов, простой отделки, выкрашенных и обтянутых затрапезом. Это составляло уже роскошь, потому что у всех жителей мебель была еще проще, даже не везде крашеная, и без подушек. Диваны, вроде лавки, прикрывались коврами тюменскаго рукоделья или киргизскими.

Общество было порядочное; но здесь жили не так, как в Георгиевске и Екатериногрзде. В Омске господствовала тихая семейная жизнь, в чистоте первобытной, подчиненная строгим приличиям. Молодой человек не смел и подумать – извините за выражение – завраться. При подобном покушении, чепцы на головах у старушек мигом, бывало, задвигаются, и горе неосторожному. Тогда старики любили журить молодых, и делали это не всегда мягко; но никогда их от себя не отталкивали, и были рады, когда получивший справедливое замечание, не принимая его очень серьёзно, приходил снова в дом. Хлебосольство и приветливость были общия всем сословиям. Если, бывало, поддаться, то, в буквальном смысле, запоят и закормят. С ссыльными жители обходились снисходительно и разделяли с ними последнюю копейку и кусок. Никто не доискивался: кем прежде был ссыльный и за что он наказан; но все знали его под общим именем: несчастный. Ни происхождение, ни религия, ни нация не делали различия в обхождении с ними, хотя и часто случались разительные примеры неблагодарности некоторых преступников.

Между холостыми служащими, офицерами и даже генералами было в обыкновении заводить постоянныя связи с простолюдинками, дочерьми солдатскими и мещанскими. Это происходило, повидимому, от строгости нравов в семейных кругах. Такия связи укреплялись привычкою и прижитием детей, а желание примириться с совестию побуждало согрешавших вступать в законный брак с обольщенными. Этим путем простолюдины нередко входили в родню старинных дворянских фамилий, – что, по уважению местных обстоятельств, необходимо извинить.

Войсками, до прибытия Григория Ивановича, командовал генерал-майор Антон Антонович Скалон, шеф Иркутскаго драгунскаго полка. Комендантскую должность исправлял полковник Елфимов; окружной инженерный командир был генерал-майор Вознов – первообраз старинных инженеров! Он никуда не выходил, занимаясь счетами и сметами, сидел, заперев накрепко ворота, окруженный, впрочем, прислугою из крепостных арестантов. Ежемесячно, иногда и чаще, он пускал себе кровь, а чтобы в это время не скучать, то и ближайшей прислуге, для компании, приказывал тоже делать кровопускание.

В Омске тогда квартировали: Омский гарнизонный баталион (командир полковник Волосатов), Омская инвалидная команда, инженерная команда, артиллерийская гарнизонная рота и крепостной штат, Ширванский мушкетерский полк, две роты полевой артиллерии – батарейная и легкая, составлявшия бригаду, линейных казаков до 100 и военно-сиротское отделение кантонистов. В Ширванский полк, после выбытия шефа, генерала Лаврова, был назначен полковник Федор Васильевич Зварыкин; артиллериею командовал полковник Парфенек. Между офицерами было много лиц, вполне достойных своего звания, из дворянства казанскаго, оренбургскаго и симбирскаго.

Все части войск, – по словам очевидца, – ожидая смотров новаго начальника, постоянно обучались. Ежедневно происходил развод с церемониею; музыка и барабаны гудели целый день, напоминая, что Омск военное место. Ширванский полк и артиллерия выступили в лагерь для практических занятий. Лагерь полка находился за Казачьим форштадтом, а артиллерии – за Бутырским, совершенно в противоположных сторонах. Палатки, расположенныя в одну линию, были поставлены только для красы, а люди жили в плетневых бараках, довольно прочно устроенных. Все ожидало Григория Ивановича с трепетом, не потому, чтобы могли опередить его какия-нибудь неблагоприятные слухи, а так! В Сибири редко случались встречи и приемы главных начальников, поэтому многие были одержимы подобострастием, доходившим до смешного.