Рассеялись утренние туманы, солнце на вечных снегах засверкало, а в душе Кара-Мурзы была темная ночь.

И упал он на землю, не застонал, а завыл, как воет тяжко раненый зверь. Воины собрались около него, смотрели и молчали.

Из башни вышел Баксанук, и лицо его потемнело…

Посмотрел он на Кара-Мурзу, презрительно усмехнулся.

– Ит-ден туган (рожденный собакой)! – проговорил он, плюнул, отвернулся и пошел в башню.

И снова загремели из ее окна ружейные выстрелы.

Вечером, когда зажглись огни на снегах, из ущелья поднялись туманы и заплакал холодный ветер, Кара-Мурза поднялся с земли и, шатаясь, побрел из аула.

В верховьях Чегема, в степи, стоит высокий курган. Народ его насыпал на могиле безумного гекуока Кара-Мурзы, который до глубокой старости пел песни о любви и умер в степи, в зимнюю ночь, занесенный снегом.

В степях прибрежья Каспийского моря жил ногайский хан.

Был он богат и уже не молод, а не видел света, кроме степей и клочка моря; захотелось ему чужую страну повидать, на чужой народ посмотреть, и собрался он в дальнюю дорогу. Джигитом считал он себя, и дружины не захотел брать с собой.

– Если суждено мне погибнуть в пути, то не спасут меня и самые храбрые воины, – сказал он своим приближенным и уехал один.

Долго ехал он степью и видел, как от ветра песок поднимается, тучей несется и солнце собой заслоняет; видел степи, которые от выступившей на них соли блестели на солнце подобно стеклу.

Потом засинелись вдали леса, а в одно ясное утро увидел он и снеговые горы: высоко вдали поднялись они над лесами, над степными равнинами, и вечные снега на них загорелись алыми огнями.

День пути еще прошел, и хан подъехал к большому черкесскому аулу, протянувшемуся по левому берегу светло-синей Кубани.

От мальчика, которого он встретил на дороге, узнал он, что аул принадлежит князю Асланбеку Казаканову, и этот же мальчик указал ему княжеский двор.

Слуги князя приняли хана, ввели его в кунацкую, куда затем принесли кушанья и напитки.

Князь был в отлучке, дома оставалась княгиня.

Утром она пришла в кунацкую, приветствовала гостя…

Глянул на нее хан, поразился ее красоте и сказал:

– Какая ты красивая! Дай прикоснуться губами к твоим щекам…

Нахмурилась княгиня.

– Гость, – строго сказала она, – что ты сказал, пусть умрет.

А хан, как бы не слыша, продолжал:

– Ты удивительно хороша! Ты подобна цветку в степи: он глядит из травы и манит к себе…

– Молчи, молчи, гость, – проговорила княгиня и поспешно вышла из кунацкой.

А хан думал о ее красоте и любовной страстью разгоралось его сердце. Помутила она его разум, и забыл он, что он – гость в доме князя и нехорошо платит ему за гостеприимство.

– Ночь все сделает, – проговорил он, думая о княгине. – О, ночь – великая колдунья: она заставит полюбить и нелюбимого человека!

И как настала ночь, и во дворе все улеглись спать, хан подошел к сакле, снял дверь с петель и в спальню княгини проник. В темноте нащупал он постель.

Проснулась княгиня и тихо спросила:

– Кто тут?

И хан в ответ зашептал:

– Это я… гость, который тебя любит… Полюби меня, княгиня… полюби, дивная красота!.. В твоих глазах свет звезд отражается… твои волосы мягче шелка и черней темной ночи…

– Хан, уйди, – сказала княгиня, подымаясь с постели. – Уходи и не делай больше того, что ты сделал, не то стыдно будет тебе!..

А хан и слушать не хотел, и вдруг почувствовал он сильный удар по голове чем-то очень твердым. И закружилось, завертелось у него в голове, и без памяти упал он на пол.