Разве ты раньше не видел, как горят вечерние огни на вечных снегах?

А ночью зачем ты звезды считаешь? Ведь не эфенди[7] же ты и по звездам не можешь судьбу человека прочитать!

И пение птиц ты раньше слышал, – почему же теперь так полюбилась тебе песня черного дрозда в лесу?

Плачет под твоими пальцами, Кара-Мурза, восьмиструнная балалайка.

Что же случилось с тобой, суровый джигит?

На Баксане, в ауле князя Темирхана в гостях был Кара-Мурза.

В просторной кунацкой со стенами, убранными шкурами оленей, медведей и диких коз, сидел он перед пылающим очагом, рядом с ним – старый, с бородой серебристой, Темирхан, поодаль уздени и почетные старики разместились.

На круглых столиках о трех ножках точеных дымилась баранина, сваренная с луком и чесноком, лежали куски горячего кукурузного чурека и белоснежные душистые соты, только что взятые из сапеток.

Большой чинак с хмельной бузой уже много раз обошел гостей.

А вечером на лужайке костры запылали.

Живые цветы собрались на лужайке – девушки со всего аула сошлись плясать.

И рука об руку с молодыми джигитами шли они кругом, и весело смеялась балалайка старого Хаджимета – пела она и смеялась-смеялась.

Пышный цветок Кара-Мурза увидел…

Утром он только мельком взглянул на красавицу Коншох, дочь князя Темирхана, а с сердцем его сделалось что-то, отчего оно сильно забилось и потом целый день томилось любовной страстью.

Громко ржал боевой конь Кара-Мурзы, и не слышал его князь: с молодой женой, красивой Коншох, он заперся в сакле.

– Славная девушка, сам Бог тебя послал мне, – говорил он.

И радостно смеялась Коншох, любовно к нему прижимаясь.

Пьяный туман охватил Кара-Мурзу.

А на дворе старый воин Генардуко стоял, думал о чем-то, и усмешка шевелилась в его седых усах.

Пыль с дороги поднялась, гул от копыт лошадиных по степи прошел: за коврами дербентскими и шелком грузинским в дальний поход с дружиной своей отправился Кара-Мурза.

В чужой стороне небо по ночам горело, а днем густым дымом оно застилалось: то Кара-Мурза с дружиной жег и грабил города и селения, подарки для любимой жены добывал.

И всего он добыл – и ковров, и шелка, и рабов, но не дешево добыча ему пришлась: немало воинов его пало в бою и сам он был изранен. В аул возвратился и в постель он лег.

Старуха Хамахо, мудрая женщина, отваром целебных трав его поила, мазью смазывала его раны, и оправился Кара-Мурза, поднялся с постели.

Ясным вечером Кара-Мурза один ехал по степи и увидел: нагнувшись, Хамахо искала что-то в траве.

Весел был князь и, подъехав к старухе, он весело крикнул:

– Салам-алейкум, Хамахо! Какую траву ты ищешь?

– Алейкум-салам! – голову подняв, отвечала старуха и потом проговорила ворчливо: – Что мне нужно, то ищу я. Езжай, князь, своей дорогой…

Кара-Мурза засмеялся и, пальцем погрозив, старухе сказал:

– Знаю я, знаю, бабушка, какую траву ты ищешь: такую, отвар которой молодость возвращает. Помолодеть, старуха, ты хочешь!

Пристально взглянула Хамахо на князя, и по тонким, высохшим губам ее скользнула усмешка, змеиная, злая усмешка…

– Ты хочешь, князь, знать, какую траву я ищу? – спросила она.

Кивнув головой, Кара-Мурза сказал:

– Говори!

И старуха сказала:

– Такой ищу я травы, которая делает любовь неизменчивой…

Покачал головой Кара-Мурза.

– Кто крепко любит, любовь того не изменчива, – сказал он…

Усмехнулась старуха, склонила голову над травами и потом опять ее подняла, на князя посмотрела.

И сам шайтан смеялся в ее глазах!

– А жена тебя, князь, крепко любит? – спросила она.

Вспыхнул Кара-Мурза и на старуху прикрикнул: