Молчание это вывело из терпения Газия.
– Долой чуху! – закричал он повелительным голосом, обращаясь к мюридам.
Юноша быстро сделал шаг назад; орлиным взглядом измерил князя с головы до ног и, выхватив светлый кинжал, прошептал:
– Саюелла во джалиаш (саюель – поди сюда).
Те из мюридов, которые вместе со своим начальником пришли в Чечню обирать и объедать храбрых мечиковцев, гнусные лезгины, бросились было исполнять приказание своего предводителя; но взгляд Бегира и клинок, молнией сверкнувший в глазах оторопевших андейцев, остановили порыв усердия друзей Газия.
В эту минуту из толпы народа выступил старик, подлинный кунах (муж). Бодро подошел он к Бегиру и, обменявшись несколькими словами, сказал, обращаясь к лезгинам:
– Наказывайте!.. – Голос старца дрожал; очи сыпали искры негодования и мести: то был отец Бегира.
Князь повел рукой; как звери бросились андейцы на злополучного любовника; руки его дрожали, когда он по приказанию отца вкладывал боевое оружие в мирные ножны.
Чуха и рубашка в одно мгновение ока слетели с плеч виновного; плети взвились и начали прыгать по атлетическим его формам…
– Сто! – крикнул кто-то, вероятно счетчик; плети исчезли.
По знаку Газия подвели серо-пепельного цвета паршивого ишака; принесли сажи – и в минуту лицо Бегира из прекрасного смуглого превратилось в совершенно черное. Беднягу посадили на вислоухого буцефала задом наперед, дали держать хвост в руки, и, набросив петлю на шею, вся процессия двинулась вокруг аула. Исполнитель правосудия кричал во всеуслышание:
– Во Дженнат! Во Дженнат! Поди посмотри на милого! Эй, Дженнат! Поцелуй своего любовника!
Объехав трижды вокруг Доч-Морзей, ишак с Бегиром вернулись назад. Бегир вымылся, оделся и пошел домой, вероятно, обдумывая месть. Князь вошел в комнаты; народ молча расходился, насупив брови.
Недели через две после рассказанного, когда я жил в Улус-Керте, говорили, что несчастная Дженнат после родов была наказана таким же образом; к тому же бедной приказали еще выехать из того аула, где она подала (как говорили хитрые горянки, лукаво улыбаясь и краснея) пример такой непозволительной любви.
Екельн Л. Ф. Из записок русского, бывшего в плену у черкесов // Отечественные записки. СПб., 1841. Т. 19. № 12. С. 91–97.
Чеченцы
Сергей Беляев. Дневник русского солдата, бывшего десять месяцев в плену у чеченцев
Сергей Иванович Беляев поступил в 1835 году в Казанский университет. В 1839 году был «отдан в военную службу». Попав в плен к чеченцам, отразил увиденное в своем дневнике, содержащем ценнейшие заметки о быте и традициях горцев 40-х годов XIX в.
Его «Дневник» выходил также отдельным изданием (Сударь. Десять месяцев в плену у чеченцев. СПб., 1859, с рисунками).
I
Шамиль. – Племена. – Войско. – Распоряжения. – Гостеприимство. – Наказания и преступления. – Обязанность женщин. – Свадьбы. – Красота женщин. – Жизнь горца вообще.
Я буду говорить о левой части гор Кавказских между Дарьялом и Каспийским морем.
Все это протяжение было тогда в руках Шамиля. Темна история его жизни, но горцы говорят о нем вот что.
До предшественника своего, Кази-муллы, он был аульным муллой; но по своему уму, познаниям в жизни снискал доверенность народа и вступил в управление им. В 1839 году, при отдаче замка Ахульго 22 августа, показал он горцам и свою распорядительность, и неустрашимость и подчинил их себе совершенно. Они называют его падчша, что значит падишах, недовольны его распоряжениями, но повинуются беспрекословно. Называют его хитрой лисицей, но сознаются, что не всегда же ему самому дóлжно быть в действиях, чтобы беречь себя для сохранения народа. В личном мужестве преимущество отдают Кази-мулле, говоря, что он никогда не показывал неприятелю своего затылка.