С появлением русских на Северном Кавказе, между ними и коренными этносами налаживаются устойчивые взаимоотношения, основанные на боевом содружестве и взаимной экономической заинтересованности. Казаки совместно с горцами участвуют в защите пограничных рубежей против персидских, турецких и крымско-татарских вторжений. Всё это способствует укреплению взаимоотношений казаков с коренными народами[11]. С ростом численности русского населения начинается строительство русских городов, которые становятся центрами обмена хозяйственными и культурными навыками. Русские, среди которых со второй половины XVII века становится всё больше старообрядцев, бегущих от церковной реформы на окраины Империи, активно мигрируют на Терек.
Процесс взаимного проникновения культур становится взаимообратным, благодаря чему княжеская и боярская элита Московского царства принимает в свой состав горские и тюркские элементы. Например, князья Черкасские, занимавшие выдающееся место в Боярской Думе, – есть прямые выходцы из черкесского народа[12]. Произошло это в тот момент, когда в 1558 году верховный князь Кабарды Темрюк Идарович стал вассалом царя Ивана IV. Его дочь Кученей, в крещении Мария, стала женой Ивана IV после смерти первой жены русского царя Анастасии Захарьиной. Сын Темрюка – Салтанкул, принявший в крещении имя Михаил, – один из видных опричников времён правления Ивана Грозного. Вот именно от него и его братьев и пошёл род русских князей Черкасских. При этом сравнительно небольшая концентрация горцев в русской элите неизбежно вела к их ассимиляции. На самом же Северном Кавказе взаимообогащение традиционной русской и северокавказских культур происходило в хозяйственно-бытовой сфере. Именно продуктом такого антропологического и культурного синтеза и становится терско-гребенское казачество[13], которое начинает играть посредническую роль своего рода интерфейса в цивилизационно-культурном диалоге Российского государства и народов Северного Кавказа.
Принятие культурных особенностей имело и прикладной характер. Так, в военной области казаки ценили кабардинское оружие, конское снаряжение. По утверждению историка Михаила Александровича Караулова, военное воспитание, игры, скачки, выправку и все приёмы наездничества казаки заимствовали также у кабардинцев[14]. Черкесская одежда, первоначально заимствованная казаками стихийно, впоследствии в силу её удобства была узаконена и стала форменной для терского и кубанского казачьего войска. Заимствуя у кавказцев форму одежды, казаки прекрасно понимали, что таковая возникла не по произволу, но является следствием векового боевого и жизненного опыта, благодаря чему она столь удобна в походных условиях. «Приняв за образец боевое снаряжение от горцев, наше кавказское казачество, – пишет историк Михаил Павлович Арнольди, – находясь при одинаковых военных потребностях со своими соседями, – не отставало от них в военных стремлениях, так и в исправности своего боевого снаряжения. Щегольство лошадьми, одеждою, сбруею и оружием у казаков дошло, наконец, до того, что они в этом отношении перещеголяли черкесов»[15]. Однако, по мнению Назира Мустафаевича Будаева, черкесская одежда для казачества является вполне традиционной, если посмотреть на истоки казачества с другой стороны и принять в качестве отправной точки то, что изначально казаки являлись частью тюркского мира.