– Сколько обучение длилось?

– Положено шесть месяцев, но нас учили только четыре, после экзаменов я получил все то же звание мл. сержанта, хотя должны были сержанта присвоить. Это ротный постарался.

– Какие экзамены вы сдавали?

– Знание устава, остальные по оружию: миномет, пулемет, автоматы, винтовки. Что изучали, по тому и экзамены сдавали.

– Во время обучения чаще были практические занятия или больше теории давали?

– На полигон ходили часто, каждый день, но стреляли мало. Я учился на 50-мм миномете, мы очень мало стреляли. В основном загонят в лес, команда «К бою!», снег начинаешь раскидывать, а мороз градусов 35–40. Зарылся в снег и примерзаешь там, не дай бог. Нас взводный спасал, Морозов, он нашел баню в лесу, и когда сильные морозы были, по команде «К бою!» мы бежали в баню, и он там проводил теоретические занятия. Так нас гоняли весь день, пообедаешь, и снова в лес. Когда морозы стали поменьше, он нас тоже гонял, специальные окопы для минометов учились рыть в снегу. Когда в поле выгоняли, там окопы рыли с удовольствием. Можно было рапс найти, он длинный, как морковка, мы его отогревали и ели, кормили-то нас очень плохо.

– Всегда плохо кормили во время обучения?

– У нас считался «Ворошиловский паек», но, видно, воровали много. Так что этот учебный лагерь был для меня концлагерем.

В общем, после сдачи экзаменов нас отделили от остальных и отправили в г. Молотов, сейчас г. Пермь, в Бершицкие лагеря. Когда нас, младших командиров, привели в эти лагеря, приехал командир полка: две красивые лошади, на нем белый полушубок и розвальни у него белые. Как барон сидел. Мы таких командиров еще не видели. Он поднялся в санях: «Старшина!» Тот подбегает: «Товарищ полковник, младший комсостав построен!» Полковник как зарычит: «Слушай, старшина, ты где этих оборванцев собрал, по подвалам, что ли? Немедленно убрать, а завтра, чтобы здесь стояли младшие командиры». Мы действительно грязные стояли, не помню даже, чтобы в учебном лагере мы мылись, так нас прямо в баню. Мылись долго, после бани выдают обмундирование новое, с иголочки, теплые бушлаты, шапки-ушанки, две пары теплого белья. В лагере даже белья теплого не выдавали. Месяц потом отъедались, рядового состава не было, только командирский и младший комсостав. Офицеры каждый день пьянствовали. Затем, в январе, прибыли добровольцы, которых направляли под Сталинград. Мне в отделение достались двенадцать кавказцев из Иркутска и Магадана, они там сидели по 10 лет за убийство, но не бандитское, а по кровной мести. Кормить стали хуже, макуху, траву такую, для приварки собирали мои кавказцы. Их в Сталинград отправили, а нас никого не пустили, только четыре младших командира их сопровождали. Еще к нам прибыли моряки Тихоокеанского флота. Они уже отслужили по пять-семь лет, их почему-то без офицеров прислали, так с ними мог разговаривать только командир полка, всех остальных посылали: «Закрой дверь с той стороны!» Отличные ребята были. Что запомнилось: когда их переобмундировывали, они долго отказывались форму менять, пока им не доказали, что в черной форме на снегу немцы будут их, как куропаток, расстреливать. Матросы сдались, но оставили себе тельняшки и бескозырки. Нас, младших командиров, снова не пустили, хотя мы все на фронт рвались. Нас человек 160 было, решили опять возвратить всех в г. Ялуторовск, учиться на старшин. Ну, мы по примеру моряков бунтовать начали, перестали подчиняться командирам взводов, рот. Потом, уже в мае, в Ялуторовске, когда нас собрали, все уже были уверены, что нас бросят на фронт. Командир полка уже новый был, Герой Советского Союза, и командиры в Ялуторовске были уже новые, фронтовики. По фамилиям вызывали, спрашивали каждого: «Учиться будешь?» Я ответил: «Нет, я уже тут учился, разжалуйте в рядовые и отправьте на фронт». Из всей роты только человек 10 остались учиться дальше. Привели в расположение, построили, праздничный обед организовали. Подошел командир полка: «А вы знаете, куда мы всех вас, разгильдяев, отправляем?» Мы отвечаем хором: «Никак нет!» – «Мы решили отправить вас в воздушно-десантные войска, там такие разгильдяи нужны». А я и самолета в глаза не видел.